Элбрайн поднял на него взгляд. В чисто выбритом лице Тола было что-то детское, но стоило приглядеться к нему повнимательней — и становилось ясно, что это впечатление обманчиво. Элбрайну, в частности, о многом сказали его руки — вообще одна из самых выразительных частей тела, — мозолистые и шершавые. Сразу видно — труженик, истинный житель приграничной зоны.

— Вот соберемся вместе, пойдем и убьем проклятого шатуна, — продолжал Тол. Элбрайн удивился; почему-то он ожидал, что этот крупный, сильный мужчина выразит желание в одиночку разделаться с медведем. — А ты-то тут при чем? Тебе задали вопрос, но пока не получили на него ответа, — говоря все это, Тол медленно приближался к юноше. Элбрайн встал и выпрямился во весь свой рост. Он был выше Тола и почти такой же мускулистый, хотя более подобранный и ладный. — Что ты все трешься около Дундалиса? Какое ты имеешь к нему отношение? — с оттенком угрозы продолжал допрашивать его Тол.

Элбрайн замер. Ему хотелось закричать, что он имеет к Дундалису отношение большее, чем любой из них, что он жил здесь еще тогда, когда на фундаменте их любимой таверны стоял его собственный дом!

Но он промолчал, причем без малейших усилий. Годы жизни среди эльфов научили его владеть собой. Он находился здесь, чтобы обеспечить защиту Дундалису, Сорному Лугу, На-Краю-Земли — защиту, о которой обитатели этих деревень и понятия не имели. Если бы семь лет назад в этих краях был воспитанный эльфами Защитник, очень может быть, что Дундалис остался бы цел. Перед лицом такой ответственности недружественное поведение этого человека казалось сущей мелочью.

— Медведь не вернется, — вот все, что Элбрайн сказал им и ушел.

Он услышал ворчание за спиной, услышал, как несколько раз было произнесено слово «странный»; и в тоне говоривших не было тепла. Их планы не изменились — собраться всем вместе и устроить охоту на медведя, — но Элбрайн уже решил, что доберется до него раньше. Черный медведь, напавший на фермерскую хижину, — достаточно необычное явление, чтобы Защитнику стоило разобраться в нем.

Он удивился, как легко ему удалось идти по следам зверя. Медведь бежал от фермерского дома, ломая кусты и невысокие деревья с такой яростью, с какой, на памяти Элбрайна, не вело себя ни одно животное. Следы оставались все теми же, принадлежащими медведю средних размеров, но возникало чувство, будто Элбрайн идет по следу горного великана или какого-то другого злобного создания, сама природа которого подталкивала его к разрушению. Может, зверь болен или ранен? Как бы то ни было, Элбрайн начал опасаться, что придется медведя убить, а ведь поначалу он собирался лишь отогнать его подальше в лес.

Он поднимался по крутому склону холма, настороженный и внимательный. Медведи — создания неглупые; они запросто могут обойти охотника и напасть на него сзади. Присев под деревом, Элбрайн приложил ладонь к земле и почувствовал легкую вибрацию, свидетельствующую о том, что цель близка.

Боковым зрением он заметил легкое движение в кустах неподалеку. И замер, лишь слегка повернув голову, чтобы лучше видеть. Ветер дул в сторону юноши. Это хорошо: значит, зверь не сможет почуять его.

И вот наконец показался медведь. Он ревел и несся вперед сломя голову.

Элбрайн опустился на одно колено, выбрал стрелу потяжелее и выстрелил — со вздохом сожаления, но понимая, что другого выхода нет. Стрела прошла немного вкось и, оцарапав морду медведя, вонзилась ему в грудь. Тем не менее зверь продолжал бежать вперед. Элбрайн поразился, с какой скоростью он мчался. Ему приходилось видеть медведей в Облачном Лесу, а один раз, когда Джуравиль взял два камня и стукнул ими друг о друга, медведь в испуге убежал от него; однако этот зверь мчался почти со скоростью коня.

Вторая стрела вонзилась ему в плечо. Он взревел еще яростнее и слегка замедлил свое движение.

Элбрайн понимал, что третьим выстрелом должен добить медведя. Спасаясь от бурого, можно залезть на дерево, но черные лазили по деревьям ловчее любого человека.

Медведь несся прямо на него. Пригнувшись под деревом, Элбрайн выжидал до последнего момента, а потом откатился вниз по склону холма.

Медведь остановился и поднялся на задние лапы, выглядывая своего мучителя.

Элбрайн со всей силой оттянул тетиву — перья на одном из концов Крыла Сокола раздвинулись на максимальную ширину — и прицелился во впадину на груди медведя, от всей души сожалея о том, что должен делать такое грязное дело.

Зверь пошатнулся, рухнул и покатился по склону. Выждав некоторое время, чтобы убедиться, что медведь мертв, Элбрайн подошел к нему. Оттянул верхнюю губу, отчаянно надеясь, что не увидит пенящейся слюны — признака одного из самых опасных заразных заболеваний. Обнаружь он ее — и ему придется работать день и ночь, выслеживая и убивая других зараженных зверей, от енотов до ласок и летучих мышей.

Никакой пены; Элбрайн облегченно вздохнул. Хотя тут же возник другой вопрос: что же, в таком случае, довело обычно спокойное животное до подобного состояния? Он внимательно осмотрел рот и морду, заметил, что глаза чистые и не слезятся, а потом осмотрел всего медведя.

И вскоре нашел ответ: четыре зазубренных дротика, глубоко вонзившихся в заднюю часть туши. Элбрайн вытащил один — что оказалось не так-то просто, — внимательно рассмотрел и обнаружил на нем следы черного, чрезвычайно сильного яда. Его варят из сока очень редкого дерева — черной березы; этот яд вызывает мучительную боль.

Он с ворчанием бросил дротик на землю. Медведь не заболел, разве что слегка свихнулся от боли, вызванной ядом. А ранили медведя, судя по типу дротиков, люди.

Взяв себя в руки, Элбрайн начал прощальный танец, обращенный к духу медведя, благодаря его за бесценные дары — еду и тепло. Потом он тщательно освежевал его. По эльфийским меркам, бросить медведя просто так гнить в лесу или даже похоронить, не воспользовавшись тем, что могло дать его тело, означало нанести ужасное оскорбление духу медведя и, следовательно, матери-природе.