В пятницу Тенби встал рано, чтобы проскакать во весь опор по аллеям Гайд-парка без опасения покалечить кого-то, кроме себя. Он должен послать письмо с извинениями. Он должен написать ей и просить прощения за все, в особенности за свои грубые и несправедливые упреки, которые вчера бросал ей в лицо. Тенби думал об этом весь вечер и все утро и не мог написать. Единственное, что он может сделать, – это отдать дань уважения ее прощанию и оставить ее в покое. Будет лучше, если она станет думать о нем, как о последнем негодяе и подлеце, который даже не счел нужным извиниться за нанесенное ей оскорбление.

Что это было? Насилие? Его не оставляла мысль, что он был готов его совершить. Но ведь Гарриет не сказала «нет»! Она сказала ему, что это нелегко – прощаться, и он почувствовал, как она старается сдержать себя и не нарушить запрет, который сама на себя наложила. Он умышленно прорвался сквозь этот запрет и обратил ее «нет» в «да». Недолгое «да». Но разве это было насилием? Непроизнесенное «да»? «Да», которое на самом деле значило «нет», и в глубине души он знал об этом. Она освободила его от этого обвинения, но мог ли он сам снять его с себя?

Сегодня вечером он должен быть вместе с Филлис и ее родителями на приеме в саду, однако до того ему необходимо прийти к согласию с самим собой или же в крайнем случае суметь спрятаться за привычной маской. Он обязан казаться веселым рядом со своей будущей супругой. Может быть, он немного успокоится и не будет чувствовать себя таким негодяем, если хотя бы с должным уважением, а то и с нежностью станет относиться к своей невесте. Он должен приучить себя смотреть на нее как на свою супругу.

Тенби решительно выбросил Гарриет из головы, вернее, спрятал мысли о ней в самый дальний уголок сознания.

И бабушка, и тетя завтракали, когда он вернулся с прогулки. Бабушка часто вставала рано. Тетя София пожаловалась на судороги в ногах – это они подняли ее сегодня ни свет ни заря.

– Дорогой Арчибальд, – сказала она, едва внучатый племянник наклонился поцеловать ее, – должна признаться, я всегда питала слабость к джентльменам в костюме для верховой езды – они выглядят настоящими мужчинами.

– София! – Герцогиня была шокирована, а Тенби, естественно, весело засмеялся.

Он занялся письмами. Приглашения, поздравления… Ничего важного, заключил он, бегло их просматривая. Пока в самом конце стопки не обнаружил письмо, которое требовало прочтения – внизу листка стояла подпись: «Филлис». Он удивленно поднял брови и начал читать.

Бабушка громко объясняла что-то тете, когда он вскинул голову. Она повернулась и вопросительно на него посмотрела.

– У тебя такой вид, Арчибальд, словно тебе явилось привидение!.. – заметила тетушка.

– Леди Филлис написала это письмо вчера вечером, – сказал Тенби. – Такое же послание она оставила отцу, чтобы нынче утром он его прочел. Прошедшей ночью она сбежала из дома. Вместе с молодым Локхартом. Бедная девушка! Ее репутация может быть погублена навеки.

Бабушка молча смотрела на него, лицо ее окаменело.

– Да будет милостив к ней Господь! – произнесла леди София. – А ей и не нужен высший свет, Арчибальд. Ей нужен лишь этот приятный молодой человек и его деревенский дом. Скандал не причинит им там вреда.

Герцог испытующе взглянул на свою тетку.

– Это твоих рук дело? – спросил он.

– Что-что? Арчибальд, не шепчи, пожалуйста! Знаешь ли, некоторые молодые люди всегда готовы выслушать совет старших и верят, что старики мудрее их… Не отвезешь ли ты меня к моей дорогой крошке сегодня днем? Уже целую неделю я не вижу ее прелестного личика. И мне не с кем поговорить. Кто-нибудь нальет мне еще кофе?

Лакей поспешил выполнить ее просьбу.

Герцог свернул письмо и положил его сбоку от своей тарелки. Он впал в какое-то оцепенение. Он ровно ничего не чувствовал.

– Я непростительно ошиблась, Тенби, – сказала бабушка. – Я уж не говорю о ее воспитании, но как это гадко с ее стороны – позволить событиям зайти столь далеко! Однако ты, я полагаю, просто счастлив, что все так обернулось?

Тенби не ответил.

– Я догадываюсь, что ты сразу же подумал о той женщине, – промолвила бабушка. – Я ее не приму, Тенби.

– А я, бабушка, не намерен сейчас ничего обсуждать, – пристально глядя ей в глаза, сказал внук. – Я должен подумать. Когда приду к какому-нибудь решению, я с тобой посоветуюсь. Я по-прежнему собираюсь сдержать данное тебе обещание.

– Только не эта женщина! – воскликнула бабушка.

– Я уже сказал: посоветуюсь с тобой, если ты дашь мне время подумать. – Тенби помедлил. – Эта женщина – леди Уингем, бабушка. Она леди.

– Я тоже подумаю, – строгим голосом сказала бабушка, выпрямив спину. – Я всегда желала тебе счастья, Тенби. Ты должен это знать.