— Боится? — резко спросила Индрис, как только стих скрип шагов Вилтора по снегу. — Чего?

— Теперь — всего, — ответил Нитлот, забирая у неё кружку. — Всего и всех. Удар Хелт был слишком силён. Многие из тех, кто выжил, потеряли рассудок, — сначала он хотел пощадить её, повременить с признаниями — но заглянул ещё раз в лицо и понял, что не сможет. — Но больше всего он боится действовать без прямых приказов короля и лорда Заэру. А им сейчас не до нас из-за новых проблем…

— Альсунгцы осадили столицу, ведь так? Мы проиграли?

Не «они», а «мы»… Индрис успела сжиться с новой ролью, в отличие от него.

— Не знаю насчёт осады, — тут Нитлот слукавил: осада, конечно же, началась, и он в этом не сомневался. — Но мы проиграли — это точно… Лорд Толмэ тянет время, а тянуть его больше нельзя. У нас нет ни людей, ни еды, ни оружия… Нужно идти дальше.

— Выходить из леса, навстречу их окружению? Это верная смерть, Зануда, — и почти беззвучно, одними губами, Индрис прибавила: — А я не хочу снова в Мир-за-стеклом. Там холодно и скучно, и никому не нужны витражи.

Нитлот вздрогнул и поднялся, грея руки о то место на кружке, где остался след от высохших губ Индрис.

— Тебе не придётся, — пообещал он. — Я хочу предложить лорду Толмэ идти в глубь леса — к Зельдору. Помнишь тот город беззеркальных с бесчисленными лесопилками?… Это единственный выход. Укрепившись там, мы получим хотя бы шанс выжить. А может, собрать ополчение из местных и подтянуться к Энтору, когда это станет необходимым…

Пока он говорил, выражение лица Индрис становилось всё сложнее описать. Она смотрела на него снизу вверх, сложив руки поверх одеяла и покрываясь мурашками от холода — так, как никогда не смотрела раньше.

— Значит, переход через лес с армией?… Ты и правда изменился, Зануда, — несколько секунд Индрис не продолжала, и они глядели друг на друга в тишине — только мелкая птица заверещала где-то рядом с палаткой, вторя всё тому же дятлу. Вела беседу, наверное — или просто приветствовала приближавшуюся весну. — Знаешь, я видела её. Ниамор. Я видела её там.

В лице Индрис что-то надломилось: под родными, мягкими чертами проступило знание вечной тайны — словно туман, затоплявший Долину перед рассветом. У Нитлота сдавило горло. Он отчаянно желал спросить, но знал, что о таком не спрашивают. Нельзя.

И ещё на него вдруг, глупым ударом вдохновения, нашло понимание того, почему Альен отдал семь лет жизни и бессмертную (ну, хотя бы в теории) душу ради бесполезных попыток вернуть Фиенни. Он не знал теперь, как вёл бы себя, если бы Индрис не вернулась.

— Мастера отольют для тебя новое зеркало, как только мы снова будем в Долине, — как можно увереннее сказал он, прислушиваясь к шумам за палаткой: не идёт ли лорд Толмэ, надумав выслушать лопоухого колдуна?… — Кстати…

— Нет, — Индрис отвернулась, отвечая на вопрос, который Нитлот не решился задать вслух. — Не представляю, почему, но Фаэнто я там не видела.

Просто дышать. Это так легко. Вдох и выдох, а потом снова вдох.

Что может быть проще? Дышать, и всё — это так легко. Даже когда ты один.

Альен лежал с закрытыми глазами, пока солнце не начало припекать. Луч пополз по синей шёлковой подкладке на его циновке, испестрил её складки бессмысленно-радостными бликами. Рассвет — ещё один.

Уже несколько ночей Альен не мог заставить себя спать. Сварил себе успокаивающее зелье по старому, надёжному, как затверженная формула, рецепту — он раздобыл его, пока бродил когда-то по Феорну.

Не помогло.

Зелье горькой дрянью проскальзывало в горло, туманило мозг, разрушая и без того хлипкие связи событий и мыслей. Ривэн крутился рядом и предлагал то подсластить отвар мёдом, то закусить какими-нибудь пряными вкусностями. Скрипя зубами, Альен терпеливо отмалчивался. Он знал, что Ривэн спит не лучше его.

Альен не любил растравлять себя воспоминаниями — точнее, воспоминаниям его компания нравилась определённо больше, чем наоборот. Однако сейчас наступил момент, когда он просто не мог это контролировать. Долгая ночь, проведённая с Бадвагуром в подвальчике дома Ар-Лараха, среди мешков со специями, возвращалась в новых и новых подробностях. Даже разговор с королём Минши в его памяти растерял остроту — как, впрочем, и то, что случилось потом.

А потом случилось (если судить со стороны) немало примечательного. Альена и Ривэна оправдали, причём публично и с извинениями; продуманнейшая, надо сказать, издёвка Сен-Ти-Йи — будто вот такие подачки могут хоть что-нибудь изменить… Альен помнил, как сверкало на солнце одеяние короля, на этот раз бледно-розовое, «цвета нежного лосося» (как манерно выражались дамы при дворе Ти'арга, ни разу не видевшие живого лосося). Помнил, как его величество вывел их с Ривэном под руки на помост базарной площади, представив жителям Гюлеи «дорогими гостями королевства». Смешной, ненужный спектакль.