Когда наконец ее наслаждение достигло предела, она в изнеможении опустилась и позволила ему продолжать с тем же напором, как и вчера. И снова, прежде чем он бессильно опустился на нее, она почувствовала тот же огонь внутри.

«Благодарю, благодарю тебя, Фрэнсис», – твердила она про себя, когда он лег рядом и накрыл ее простыней. – Пожалуйста, не уходи.

Он поднялся, но только для того, чтобы потушить свечи. Потом снова опустился на постель рядом с ней и взял ее руку в свою.

– Доброй ночи, Фрэнсис. Спасибо.

– Ты так прекрасна, – тихо сказал он. – Благодарю тебя, дорогая.

Но она уже спала.

Он понял, что напрасно беспокоился в то первое утро, когда застал ее в конюшне, – она не собиралась брать в свои руки управление его усадьбой. Но у него появилась, очень способная и хлопотливая хозяйка в Сидли. Уже спустя два-три дня ни у кого не оставалось сомнений, что она полностью в курсе всех дел. При этом ее на удивление доброжелательно приняли. Он предполагал, что слуги, привыкшие в течение нескольких лет самостоятельно вести все дела, не будут рады хозяйке, которая абсолютно во все сует свой нос. Но он ошибся.

Лорд Фрэнсис обнаружил, что у его жены есть особый подход к слугам. Она не была слишком фамильярной, всегда оставаясь хозяйкой для них. Но она с удовольствием разговаривала с ними, шутила, давала им советы, и они советовали ей. Он был очень удивлен, когда однажды, передав свою благодарность повару за новый понравившийся ему десерт, узнал, что повар приготовил его по рецепту Коры.

Неужели его грозный повар принял рецепт от его жены и даже приготовил блюдо по нему?

Кроме того единственного случая в конюшне, его жена никогда не переходила границ его владений. Но свои обязанности она выполняла с такой сноровкой, которой можно добиться, только занимаясь этим много лет.

Лорду Фрэнсису становилось все уютнее в собственном доме.

Почти все время после обеда она наносила визиты или принимала визитеров. В одиночку она навещала работников и арендаторов. И он присоединялся к ней, когда она ездила в гости к соседям, и помогал принимать их дома. Она умела быть непринужденной, не становясь при этом вульгарной. Нет, разумеется, он и не предполагал в ней вульгарности, но ее способности находить контакт с людьми его порой изумляли.

По вечерам они обычно выезжали или принимали у себя соседей. Иногда они оставались одни и занимали время музыкой или чтением. Коре очень нравилось, когда он читал ей вслух, пока она пыталась заниматься рукоделием. Она не была искусной вышивальщицей, но не могла сидеть без дела.

По ночам они предавались любви. Только один раз за ночь. Ему почему-то казалось дурным тоном делать это несколько раз. Если бы только он не желал ее так сильно, тогда, быть может, он позволял бы это себе еще чаще. Или если бы любил ее. Но сейчас ему не хотелось вести себя так, будто он использует ее только для удовлетворения своего плотского желания. Он слишком уважал ее для этого.

Нельзя было сказать, что ей не нравилось то, что он делал. Совсем наоборот. Она тоже жадно принимала участие в их акте любви. Кора никогда ничего не говорила о своих ощущениях, но он и без слов чувствовал, когда ей было хорошо. Красноречивее слов был и легкий вздох удовлетворения, когда она достигала пика удовольствия, и тогда он мог перестать контролировать себя и дать волю возбуждению. С их брачной ночи он никогда до времени не терял контроль над собой.

Через три недели он решил, что их брак удался. Все было даже лучше, чем он ожидал. Их жизнь в Сидли текла спокойно и приятно. Они были хорошими друзьями. И им было хорошо в постели.

Чего еще мужчина мог желать от семейной жизни?

К сожалению, он не переставал задавать себе этот вопрос. Потому что между ними продолжало стоять нечто, мешавшее им обоим почувствовать себя абсолютно счастливыми.

С самого начала он считал Кору открытой и искренней. Он помнил, что она из тех людей, которые всегда называют вещи своими именами. Она так прямо смотрела ему в глаза, когда разговаривала, как никто другой. И она без стеснения говорила с ним обо сем, что занимало или волновало ее. У него не было никаких причин думать, что у нее от него есть секреты.

И все же…

И все же было что-то, чего он не мог понять в ней. Он не имел ни малейшего представления, что же это могло быть, и поэтому даже не знал, о чем спросить ее, чтобы понять, в чем дело.

Да, в ней словно оставалось что-то невысказанное, что мешало им. Так же, впрочем, как и в нем самом. Он по-прежнему иногда смотрел на нее и думал, что она не та женщина, которую ему надо было выбрать. Порой это случалось даже, когда он был больше всего доволен ею. Он не мог забыть своих мечтаний о взаимной возвышенной любви и о браке, основанном на такой любви. Мечты растаяли как дым, и он уже начал привыкать к тому, что их место занимает довольство. Может быть, это происходит со всеми людьми? Может быть, именно так на смену мечтам всегда приходит. реальность?

Он ведь был очень доволен своим браком. У него замечательная жена, ему не на что жаловаться. Но он не мог избавиться от чувства ожидания, словно должно было произойти что-то, что расставит все по местам.

Иногда он думал, что это еще не все. И ему было грустно оттого, что он не мог быть счастлив своим довольством, не мог быть счастливым с женщиной, которая так хорошо относится к нему. Он вспоминал о своих мечтах и спрашивал себя, не были ли они только приятной иллюзией. Был бы он так счастлив с Самантой? Так ли сильно он любил ее, как ему кажется? Была ли она на самом деле так прекрасна и так совершенна, как он представлял себе? Хотел бы он, чтобы она никогда не встретила Кэрью и ответила ему взаимностью?