А ещё там был охранник…

– Подожди, не вставай, у тебя за воротник попало, – голос Маши дрожал, возможно, были и слёзы, берет девочка надвинула на самые глаза.

– Всё, поднимайся. Я же говорила…

– Мне намного легче от твоей говорильни, – заверил её Макс, и не думая выбираться из сугроба. – Сука. Стервоза вокзальная.

– Это ты о ком? – поинтересовался охранник. Как раз собирался захлопнуть тяжелую металлическую дверь, чутко среагировал на комплимент.

– О той бляди, которая работает с тобой в одном борделе, – подтвердил его подозрения Максим.

– Я щас…

– Максим, идём, идём, на трамвай не успеем, – заторопилась Маша.

– Всё равно сука. Сожги, Машка, их бордель к матери растакой, – буркнул старший брат.

– Сожгу, сожгу, только идём отсюда…

Ничего не изменилось бы, даже если бы он сам достал Риту. Надо было искать крышу над головой, а не справедливость.

– Ты где прописана? – спросил он у сестры, когда вместе с ощущением мороза к нему вернулись бытовые проблемы.

– В общаге, – ответила девочка, догадываясь, к чему он клонит.

– В той же?

– Ага…

Получение паспорта в отсутствии родителей – проблема здоровенная. Неискушённый в бюрократии Макс, превратился в загнанную лошадь, пытаясь узаконить положение младшей сестры в обществе. Его гоняли из кабинета в кабинет, из учреждения в учреждение, пока, наконец, словно по мановению волшебной палочки, стали покрываться нужными печатями и подписями нужные бланки и справки. Для голливудского лоска не хватало только белозубых улыбок на цементных лицах чиновников. Макс не вникал в детали паспортного волшебства, ему казалось, что в своём марафоне он намотал положенное количество километров, потому и раскрылись все двери, снялись все преграды.

Машу прописали в четвёртом общежитии универа…

– Там, если коменда не сменилась, то всё отлично будет, – говорила она, оптимистично шагая по заснеженной аллее студгородка.

– Всё отлично будет, если у них комнаты найдутся, – хмуро возразил Максим.

– Комнаты всегда у них есть. Резервные. Мне Саша рассказывал. На всякий случай. Вдруг иностранцы какие-нибудь приедут, или комиссия учёбу проверять. Ты, главное, в глаза ей не смотри. Ты на людей смотришь, как на отстой какой-то.

– Они и есть отстой. Особенно взрослые…

Не слишком ли радикальное мировоззрение для человека, полчаса назад въехавшего головой в сугроб?

Их приняли ни за иностранцев, ни за комиссию; их приняли за обыкновенных любовников.

– Мы брат и сестра, – сказала Маша, прекрасно зная, каким будет следующий вопрос.

– А почему фамилии разные? – спросила неизменная комендантша общежития номер четыре.

– Я замужем была, – быстро произнесла девочка. – Потом развелись, а я фамилию мужа себе оставила.

– Дитё, – комендантша сверлила её глазами-шурупами поверх толстенной оправы очков, – ты кому мозги компостируешь?

– Пошли отсюда, – обронил Максим, и шулерским жестом выдернул паспорта из цепкой пятерни бывшей вахтёрши.

– Почему она мне не поверила? – жалобно спросила Маша, выйдя на крыльцо.

– Потому что ты молодая красивая и свободная, – охотно разъяснил Максим. – А она – старая, уродливая и двумя семьями обвешанная. Ты ничего не заметила?

Маша нахмурилась.

– Где?

– Там, в общаге, – Макс кивнул за спину.

– Не-ет.

– У неё стёкол в очках нет, понты сплошные, – он вскинул руку, взгляну на часы. – Мне на работу пора. Придумаешь чего-нибудь – звякни…

– Подожди, – сказала Маша каким-то сонным голосом, рассеянно смахнув снежинку с длинных ресниц…

…Сумеешь выскользнуть из прожорливой пасти прошлого, – полдела, считай сделано. В таких случаях большущая глупость, лишать себя объектов, которые о пасти той напоминают. Казалось бы, всё налажено, изъяты все элементы позорного прошлого, а вот выскакивает, соответствуя лучшим традициями дешевой драматургии, в самый неподходящий момент, какая-нибудь миленькая безделушка, например, сувенирная матрёшка, и всё старания насмарку, хоть плачь.

Центральные районы больших городов чреваты подобными сюрпризами, подобными пыльной белой суфлерской будке, откуда прямым ходом можно попасть на ярко освещённую сцену, прямо в оглушительный шквал зрительских аплодисментов. Поклон. Ещё поклон. Цветы от девочки в нарядном платьице. Всё, можно уползать обратно в будку…

– Я тебя здесь подожду, – сказал Максим. Сестра кивнула, согласившись машинально. На верхней ступеньке крыльца переговорного пункта, спохватилась, взмахнула руками, едва не выпустив свою зимнюю гордость – муфту.