Претензии Иды и ее уверенность в том, что ей все должны, в сочетании со страхом семьи перед ней, обусловили ее неоспоримый авторитет в вопросах воспитания внука, в котором она культивировала жесткие суждения и самоуверенность. Руби и Молли (дочь Иды и Руби) ни в чем не смели ей противоречить, поскольку последствия всегда оказывались гораздо хуже, чем они могли предполагать. Руби, созависимый в отношениях, был добрым и снисходительным отцом и дедушкой, который всегда видел хорошее в своих детях и в моем отце – своем внуке. Его великодушие, по словам отца, погубило его. Во время Великой депрессии ссуды, которые он, по своей доверчивости, раздал друзьям и приятелям, не были возвращены, и семья потеряла большую часть своего состояния. Ида никогда не простила Руби за то, что ей казалось слабостью, легковерностью и страхом вступать в конфликты. Ее склонность не прощать тех, кто переходил ей дорогу, оставила неизгладимый след на трех поколениях, заставших ее тиранические порядки.

Из-за недостатка общения о Максе мало что известно, кроме того, что он родился в Румынии и пошел в армию в начале 1920-х годов. Дезертировав, он нелегально иммигрировал в США. Мой отец описывал его как красивого, обаятельного игрока и афериста, который мог «очаровать любую женщину, чтобы залезть к ней в трусики». Это похоже на правду, так как Макс был женат девять раз до своей кончины в возрасте 90 лет. Он хвастался моему отцу, что его не пускали в казино Лас-Вегаса, после того как поймали за подсчетом карт. Его призванием было лишать людей заработанных потом и кровью денег. Очень вероятно, что Макс был социопатом и у него вполне могли бы диагностировать асоциальное расстройство личности (АСРЛ).

Я также немного знаю о детстве бабушки Молли. Она была старшей из шести детей, мальчиков и девочек, и воспитывалась чрезмерно строгой и бескомпромиссной нарциссической матерью. В роли бабушки она была мягкой, покорной и чувствительной – созависимой, как и ее отец. Будучи замкнутым человеком и, возможно, преследуемая чувством стыда, она почти ничего не рассказывала о своем детстве (хотя я расспрашивал!).

До встречи с Максом у Молли было мало опыта в отношениях. Большинство ее решений, включая выбор мужчин, строго контролировались ее матерью. Когда Молли встретила очаровательного Макса Розенберга, она влюбилась в него по уши, как и многие женщины. Думаю, их отношения развивались очень быстро, что вполне ожидаемо, когда одинокая, управляемая, молодая созависимая женщина встречает обходительного и галантного мужчину своей мечты. Это был Синдром человеческого магнетизма, случившийся примерно в 1929 году. Мой отец искренне считал, что Макс заинтересовался его матерью и женился на ней, потому она происходила из состоятельной семьи, обладавшей крупной недвижимостью.

Ида была довольно враждебно настроена по отношению к Максу, которого, как говорил мой отец, она «видела насквозь». Как и другие патологические нарциссы, она быстро идентифицировала психологически схожих с ней людей. Несмотря на попытки Иды запретить Молли встречаться с Максом, двое влюбленных сбежали через шесть месяцев после знакомства. Спустя приблизительно три месяца был зачат мой отец. Через полгода после его рождения Молли подала на развод, потому что Макс жестоко обращался с ней, а затем бросил семью. Молли говорила моему отцу, что Макс не хотел держаться за нормальную работу, чтобы обеспечивать семью. Моему отцу пришлось ждать переходного возраста, чтобы впервые встретиться с Максом, и в дальнейшем он виделся с ним только четыре раза.

Оставшись с новорожденным ребенком на руках, Молли вынуждена была быстро выйти на работу, где она трудилась шесть дней в неделю. У нее не было иного выбора, кроме как доверить заботу о ребенке своей жестокой и черствой матери. Хотя Ида и приняла на себя «родительскую» роль, она никогда не стеснялась выражать свое недовольство и злость по этому поводу каждому, кто находился в пределах слышимости.

Какой бы сложной и невыносимой ни была Ида для большинства людей, это не шло ни в какое сравнение с ее отношением к моему отцу, которого она часто называла «ребенок дьявола». По мнению Иды, внук постоянно и безнадежно «портил вещи» просто потому, что являлся носителем того же ДНК, что и его «папаша». Она терпеть не могла моего отца из-за своей ненависти к Максу и недовольства тем, что ей приходилось заботиться о его ребенке.

Еще больше усугубляло ситуацию то, что ребенок был внешне похож на Макса. Отец вспоминал, как Ида постоянно бранилась на немецком, высказывая все, что она думает о нем и о его отце, которого он никогда не видел. Никто в семье не мог помешать ее дурному обращению с мальчиком – она была слишком властной, и ее все боялись. За неделю до смерти моего отца я попросил его рассказать о тирании, которой он подвергался. Он сказал мне, что у него в течение всей жизни периодически возникали «ужасные» навязчивые воспоминания о жестоком обращении Иды. Он даже проронил слезу, что было достаточно ярким выражением чувств для этого обычно малоэмоционального мужчины.

Самые его приятные детские воспоминания были связаны с добротой дедушки Руби и трех дядюшек, которые очень его любили. Несмотря на неспособность Руби защитить своего внука, мой отец помнит его как самого замечательного человека, которого он когда-либо знал. Грустно и печально, что любовь его матери, дядюшек и дедушки не ослабили травму, нанесенную жестокой бабушкой.

Хотя у отца не было возможности проводить со своей матерью столько времени, сколько ему хотелось бы, он вспоминал о невероятно близких отношениях с ней. Он идеализировал Молли и обожал ее до самой ее смерти. Он всегда считал ее своим лучшим другом. Однажды он рассказал мне, как лежал в больнице, где ему должны были удалить миндалины. Врач вышел в комнату ожидания и спросил, нет ли у Молли куклы, потому что ребенок плакал и требовал «свою Молли». Хотя истории о близости моего отца с Молли кажутся теплыми и добрыми, они слишком похожи на то, что часто определяют как жестко сцепленные или эмоционально инцестуальные отношения родителя и ребенка. Это также породило его травму привязанности.

В дополнение к жестокому обращению своей бабушки Иды мой отец также страдал от социофобии и депрессии средней степени тяжести. Его биологические и связанные с окружением проблемы детства, особенно ярко выраженная вербальная и эмоциональная жестокость, вылились в эмоциональные, личностные и связанные со взаимоотношениями нарушения психики, когда он повзрослел. Любовь и нежность, полученные от матери, дядюшек и деда, не могли излечить его от травмы привязанности, превратившейся в нарциссическое расстройство личности во взрослом возрасте.