Шрифт:
Кого же он убил перед этим индейцем? Память молчала. Йен слышал, видел и осязал, но эти чувства не вполне увязывались с тем, что он испытывал. Войска до сих пор возвращались в лагерь. Видимо, с наступлением темноты битва прекратилась, и солдаты шли домой. Они так шумели! Жестяные кружки и фляжки бились о патронташи, их звон долго еще стоял в ушах Йена, а далекие лагерные костры мешались с вьющимися вокруг светлячками.
Шотландский надсмотрщик. В Саратоге. Его лицо внезапно всплыло в памяти, а тело вспомнило ощущение от удара. Яростный тычок ножом под ребра, прямо в почку. Когда жизнь мужчины замерла, а потом оборвалась, в теле Йена возникло странное всеобъемлющее напряжение.
Чувствуют ли что-то подобное мясники, убивая животных? Йен испытывал эхо подобных ощущений, когда перерезал горло оленю – и не чувствовал ничего, сворачивая шею курице или разбивая череп кунице.
– Или ты просто привык к этому, – сказал он вслух и сам себе возразил: – Лучше бы не привыкал. Это плохо для твоей души, a bhalaich.
– Плохо. Но это происходит, когда убиваешь руками, так ведь? А вот при убийстве из ружья или лука такого нет, правда?
– Ну, не знаю, не знаю. Иногда я задумываюсь – а есть ли для убитого тобой та же разница, что и для тебя?
Ноги запутались в высокой траве. Похоже, он сошел с дороги. Была полночь, слабо светили звезды.
– Разница? – пробормотал Йен, озираясь в поисках дороги. – Какая ему разница? Он в любом случае умрет.
– Так и есть. Хотя я считаю, что убийство руками все равно хуже. Когда стреляют из оружия – это как удар молнии, понимаешь? Но убийство руками – это слишком личное.
Какое-то время Йен шел молча, мысли сновали в голове, будто пиявки в банке.
– Ладно, – сказал он наконец и лишь тогда осознал, что говорит вслух. – То было личным.
От ходьбы дрожь в теле улеглась. Дыхание ночи сжалось до раны в плече, боль пульсировала в такт с его сердцем.
Вспомнилась белая голубка Рэйчел, которая мирно покоилась на плече над раной, и разум Йена очистился. Он увидел мысленным взором лицо Рэйчел, услышал сверчков. Канонада в ушах смолкла, и ночь медленно полнилась покоем. А если его отец захочет сказать еще что-нибудь насчет убийства, Йен лучше промолчит.
Стиснув зубы, Джон Грей осторожно опустил раненые ноги в чан. К его удивлению, невзирая на стертую кожу и лопнувшие волдыри, ощущения оказались не такими уж неприятными.
– Странно, это ведь горячая вода? – Он наклонился, чтобы посмотреть.
– Оливковое масло, – сказал Хэл, и его измученное лицо расслабилось. – И оно должно быть теплым, а не горячим, иначе мой денщик на рассвете будет распят.
– Уверен, он уже зубами стучит от страха. Да, кстати, спасибо, – осторожно шевеля ногами, поблагодарил Грей.
Он сидел на кровати брата, а Хэл устроился на сундуке и лил что-то из фляжки в поцарапанные оловянные чашки, которые сопровождали его во всех походах.
– Пожалуйста. – Хэл передал ему чашку. – Что, черт побери, стряслось с твоим глазом? А рука? Она сломана? Я послал за хирургом, но он может прийти не сразу. – Хэл взмахнул рукой, подразумевая, что в связи с недавней битвой полно раненых и тех, кто получил тепловой удар.
– Мне не нужен хирург. Я поначалу решил, что рука сломана, но теперь почти уверен, что это просто сильный ушиб. А глаз… это Джейми Фрэзер постарался.
– Правда? – удивился Хэл и нагнулся, чтобы посмотреть на глаз брата.
Повязку Грей уже снял, и глаз, по его ощущениям, шел на поправку. Слезы больше не текли постоянно, отек почти спал, и Грей пусть с осторожностью, но уже мог двигать глазом. Впрочем, судя по выражению лица Хэла, краснота и синяк еще не до конца сошли.
– Сначала Джейми, потом его жена. – Грей осторожно коснулся глаза. – Он ударил меня, а она ценой жутких мучений вправила мне глаз и обмазала медом.
– Меня это ничуть не удивляет, я уже ознакомился с представлениями леди насчет лечения. – Хэл, салютуя, приподнял чашку, Грей сделал то же самое, и они выпили. В чашке оказался сидр, напомнивший Грею о яблочном бренди и полковнике Ватсоне Смите. Оба воспоминания казались смутными и далекими, будто это приключилось с ним несколько лет, а не дней, назад.
– Миссис Фрэзер лечила тебя? – Грей усмехнулся. – А тебе она что сделала?
– Ну… откровенно говоря, спасла жизнь. – В тусклом свете фонаря было плохо видно, но Хэл, кажется, слегка покраснел.
– Вот как. Что ж, значит, я ей дважды обязан. – Грей с торжественным видом поднял чашку и осушил ее. После жаркого дня да на голодный желудок сидр пошел просто замечательно. Протянув чашку Хэлу, чтобы тот ее наполнил, Грей поинтересовался: – Как ты попал в ее когти?
– Тебя искал. Будь ты там, где должен…