— Не третье? — переспросил Азек.

— Нет, во втором мы сможем почти мгновенно обмениваться мыслями. Я так понимаю, что действовать нужно быстро, да?

— Совершенно верно, — согласился Ариман. — Скорость жизненно важна. Хатхор Маат, ты должен немедленно следовать полученным от меня образам.

— Показывай дорогу, и я проведу Собека к нам.

Все три псайкера наполнили свои тела мощью Великого Океана, и серебристые круги на полу задрожали, словно оказались под водой.

— Апотекарий, выключай стазис-поле, — скомандовал Азек.

Пентху нажал несколько генокодированных рун на боку контейнера, и темпоральный пузырь исчез. В зал вырвался воздух с «Торкветума» — последний выдох практика. Хатхор Маат заворчал от напряжения: теперь сдерживать гиперэволюцию пациента приходилось ему.

Собек резко открыл глаза, полные страха.

— Ариман! — крикнул практик. — Оно здесь. Останови…

По полу раскинулись узоры голубой изморози. Резные сигилы на стенах вспыхнули, не позволяя энергии Хатхора Маата выйти наружу.

— Быстрее, — выдавил адепт Павонидов сквозь сжатые зубы.

— Начали, — велел Азек. — Объединяемся.

Санахт положил ладони на плечи соратникам, став проводником между корвидом-прорицателем и павонидом-биомантом. Ариман втянул воздух, пропитанный холодной мощью атенейца; она напоминала острый, как бритва, стальной клинок в ножнах изо льда. По стенам заскользили тени потусторонних созданий, ощутивших нарастание чародейской силы. Пока что символ Тутмоса мешал им проникнуть в зал, но вечно он не продержится.

— Скорее открывайте сознание, — произнес Санахт голосом, похожим на журчание чистой воды, текущей по сглаженному временем камню. — Я — ключ и врата, конец и начало, извилистый путь двух умов к единению.

Азек ощутил, как неописуемо сложные рассудки братьев сливаются с его разумом. К превосходно упорядоченному сознанию атенейца присоединились вечно меняющиеся запутанные образы — мысли Хатхора Маата. Готовясь к схватке с перерождением плоти, адепт Павонидов уже высвободил свой непостоянный, многогранный ум.

— Мы едины, — промолвил мечник.

Ариману показалось, что он прыгнул с прибрежного утеса.

Когда Псайкеры покидали настоящее, устремляя восприятие в будущее, они без всякой уверенности в успехе погружались в бескрайнее море, привязанные к реальности лишь тончайшей нитью.

Очень легко было унестись прочь от знакомых берегов на стремительных волнах Великого Океана, который завлекал образами возможного грядущего, настолько далекими, что пловцы срывались с якорей, закрепленных в «сейчас».

И освобожденные разумы уже не возвращались в тела.

Переместив свой рассудок в плоть Собека, корвид почувствовал, что организм практика надрывается, пытаясь разорвать оковы мощи, наложенные Хатхором Маатом. Тело самого Азека отозвалось этим усилиям, тоже возжелав избавиться от косного постоянства. Ариман свирепо подавил стремление к переменам внутри себя и начал изучать миллиарды вариантов будущего, порожденного генетической анархией в клетках пациента. Каждый возможный исход разветвлялся на миллионы последующих вероятностей, число которых ежесекундно возрастало в геометрической прогрессии.

В некоторых случаях практик раздувался от опухолей, и его пропитанная варпом бесформенная плоть расступалась под натиском новых конечностей. Иногда тело Собека принимало обличье какого-то существа — крылатого, странным образом похожего на птицу и рептилию одновременно. При этом оно всякий раз слегка видоизменяясь.

С каждым ударом сердца Азек отметал десятки путей в грядущее, установив, что они ведут к смерти пациента, и переводил мысленный взор на соседние ответвления. В его разуме мелькали сотни потенциальных исходов, но любой из них распадался на невообразимо кошмарные картины вздувшихся вен, лопающихся органов и плоти, пересоздающей себя во все более чудовищных формах.

Ариман смутно осознал, что обливается потом. Даже величайшие адепты его братства с огромным трудом находили единственно верный вариант судьбы среди потенциально бесконечного множества уделов. Однако Азек провел немало экспериментов с тех пор, как попал на эту планету, и, пусть ему не удалось обнаружить средство от проклятия, ценой больших жертв он точно установил границы выносливости постчеловеческого организма. Теперь корвид сразу отбрасывал гибельные для Собека исходы и изучал лишь те, что дарили крошечную искорку надежды. Братья Аримана проливали кровь и умирали во время опытов, но легионер извлек уроки из их страданий; возможно, обретенная мудрость поможет ему спасти практика.