Шрифт:
Явление четвертое
Орест, Электра.
Электра.
Почему ты так смотришь на меня? Орест.
Ты красива. Ты не похожа на здешних жителей. Электра.
Красива? Ты уверен, что я красива? Так же красива, как девушки в Коринфе? Орест.
Да. Электра.
Здесь мне не говорят этого. Не хотят, чтоб я знала. Впрочем, мне и ни к чему, я всего лишь служанка. Орест.
Служанка? Ты? Электра.
Последняя из служанок. Я стираю простыни царя и царицы. Очень грязные простыни, перепачканные всякой дрянью. И нижнее белье, сорочки, прикрывавшие их паршивые тела, рубашку, которую Клитемнестра надевает, когда царь делит ее ложе: мне приходится стирать все это. Я закрываю глаза и тру изо всех сил. И посуду мою я. Не веришь? Посмотри на мои руки. Сильно они огрубели и растрескались? Как странно ты глядишь. Может, у царевен такие руки? Орест.
Бедные руки. Нет, у царевен не такие руки. Но продолжай. Что еще тебя заставляют делать? Электра.
Ну, по утрам я должна выносить помои. Я вытаскиваю из дворца этот ящик и… ты видел, что я делаю с помоями. Этот деревянный идол – Юпитер, бог смерти и мух. Позавчера верховный жрец, который явился отбивать свои поклоны, поскользнулся на капустных кочерыжках, очистках репы и устричных раковинах – он чуть не спятил. Скажи, ты не выдашь меня? Орест.
Нет. Электра.
Можешь выдать, если хочешь, мне плевать. Что они могут мне сделать? Побить? Они уже били меня. Запереть в большую башню, под самую крышу? Неплохая мысль, я избавилась бы от их лицезрения. По вечерам, вообрази, когда я заканчиваю всю работу, они меня вознаграждают: я должна подойти к высокой толстой женщине с крашеными волосами. Губы у нее жирные, а руки белые-пребелые, белые руки царицы, пахнущие медом. Она кладет руки мне на плечи, прижимает губы к моему лбу и говорит: «Спокойной ночи, Электра». Каждый вечер. Каждый вечер я ощущаю кожей жизнь этого жаркого и прожорливого тела. Но я держусь, мне ни разу не стало дурно. Понимаешь, это моя мать. А если я окажусь в башне, она не станет меня целовать. Орест.
А убежать ты никогда не думала? Электра.
На это у меня не хватило бы храбрости: мне было бы страшно – одной, на дороге. Орест.
У тебя нет подруги, которая могла бы сопровождать тебя? Электра.
Нет. Я одна. Я – чума, холера: здешние жители скажут тебе это. У меня нет подруг. Орест.
Даже кормилицы нет? Какой-нибудь старой женщины, которая знает тебя с рождения и немного привязана к тебе? Электра.
Никого у меня нет. Спроси у моей матери: я способна отвратить самое нежное сердце. Орест.
И ты проведешь здесь всю жизнь? Электра (на крике). Нет! Не всю жизнь! Только не это! Послушай, я чего-то жду.
Орест.
Чего-то или кого-то? Электра.
Не скажу. Говори лучше ты. Ты тоже красивый. Ты надолго сюда? Орест.
Я должен был уехать сегодня же. Но теперь… Электра.
Теперь? Орест.
Сам не знаю. Электра.
А Коринф – красивый город? Орест.
Очень. Электра.
Ты любишь его? Ты им гордишься? Орест.
Да. Электра.
Это так странно для меня – гордиться родным городом. Объясни мне. Орест.
Ну… не знаю. Не могу объяснить. Электра.
Не можешь объяснить? (После паузы.) Правда, что в Коринфе есть тенистые площади? Площади, где по вечерам гуляют? Орест.
Правда. Электра.
И никто не сидит дома? Все гуляют? Орест.
Все. Электра.
Парни с девушками? Орест.
Парни с девушками. Электра.
И они всегда находят о чем говорить друг с другом? И им хорошо вместе? И их смех слышен допоздна? Орест.
Да. Электра.
Я кажусь тебе дурочкой? Мне просто трудно представить себе прогулки, песни, улыбки. Здешние жители снедаемы страхом, а я… Орест.
А ты? Электра.
Ненавистью. Чем же они занимаются весь день, девушки в Коринфе? Орест.
Наряжаются, поют, играют на лютне, ходят в гости к подругам, а по вечерам танцуют. Электра.
У них нет никаких забот? Орест.
Есть, но совсем ничтожные. Электра.
Да? Послушай: угрызения совести есть у жителей Коринфа? Орест.
Порой. Не часто. Электра.
Значит, они делают что хотят и потом не думают больше об этом? Орест.
Именно так. Электра.
Удивительно. (Пауза.) Скажи мне вот еще что, мне необходимо это знать из-за одного человека… из-за одного человека, которого я жду; представь такое: один из коринфских парней, из тех, что по вечерам смеются с девушками, вернувшись из путешествия, находит своего отца убитым, мать – в постели убийцы, сестру – в рабстве. Что ж он, смоется, пятясь задом и отвешивая поклоны? Отправится искать утешения у друзей? Или он выхватит меч и будет драться с убийцей, пока не рассечет ему голову? Ты не отвечаешь?