Сам факт судебного преследования многих спартанских царей наводит на мысль, что в Спарте цари были наиболее предприимчивыми и инициативными людьми. Это легкообъяснимо: ведь они менее всего были затронуты господствующим в спартанском обществе конформизмом. Они не были так же глубоко, как прочие спартиаты, интегрированы в коллектив и всецело порабощены традицией, не оставляющей им никакой свободы выбора. Цари нередко отступали от нормативного, обязательного для всех способа поведения и выказывали склонность к индивидуальным проявлениям личной воли. Именно поведенческие отклонения от принятой нормы были главной причиной преследования царей со стороны общины, а основным средством в этом преследовании был надзор эфоров. В современной науке изгнание царей иногда считают разновидностью, правда весьма примитивной, афинского остракизма [40] .

Хотя цари как должностные лица находились под постоянным контролем общины, они были «не совсем чиновники». Цари имели ряд почестей и привилегий, которые воздавались в Спарте только лицам царского достоинства. Этот круг привилегий в целом совпадает с привилегиями гомеровских царей. В отличие от всех прочих рядовых граждан, они единственные в Спарте питались полностью за государственный счет. Причем во время обедов им полагалась двойная порция, дабы они могли угощать своих друзей и сотрапезников (Her. VI. 57).

Цари в Спарте, в отличие от рядовых граждан, обладали более высокой степенью свободы, если о таковой вообще можно говорить в отношении спартанских граждан. Им единственным из спартиатов разрешалось обедать дома. При этом сохранялось их право на двойную порцию, которая доставлялась царям прямо домой (Her. VI. 56–57; Xen. Lac. pol. 15). Цари, по-видимому, пользовались и не возможной для прочих спартиатов финансовой свободой. На них не распространялась государственная монополия на использование иностранной валюты, и они, в отличие от рядовых граждан (Plut. Lys. 17), могли безнаказанно приобретать и хранить деньги у себя дома, в Спарте. По всей видимости, на них также не распространялся закон, запрещающий спартиатам свободно выезжать за пределы страны (Xen. Lac. pol. 14. 2–4; Plut. Lyc. 27). Сохранились свидетельства, что регент Павсаний «по своему почину» отправился в Византий на гермионской триере (Thuc. I. 128. 3–6), а Дорией предпринял экспедицию в Ливию и Сицилию не по воле общины, а исключительно по собственной инициативе (Her. V. 42–44).

При общении с царями соблюдался определенный церемониал. Так, никто, кроме эфоров, не имел права сидеть в присутствии царей (Xen. Lac. pol. 15. 6). Подать руку царю было недопустимо (Plut. Agis. 19; 21). При вступлении на трон каждый царь имел право объявлять амнистию государственным должникам (Her. VI. 59). По словам Геродота, этот спартанский обычай схож с персидским: «…у персов также новый царь при восшествии на престол прощает недоимки всем городам» (VI. 59).

После смерти царя ему устраивали торжественные похороны «как герою» и объявляли траур на десять дней (Her. VI. 58). На этот срок отменялись все общественные дела. Судя по описанию Геродота, царские погребения были одними из самых зрелищных спектаклей, которые Пелопоннес когда-либо видел. В Греции классического периода, где почти нигде не сохранилось даже воспоминания о царской власти, погребальные церемонии царей казались очень странными и даже сравнивались с подобными же обычаями у варваров.

В Спарту на время погребения стекалось определенное количество периеков и илотов. К ним присоединялось и гражданское население: по одному мужчине и одной женщине от каждой спартанской семьи. Геродот подробно описывает саму процедуру и энтузиазм ее участников. Важно отметить, что на царское погребение в столицу собирались представители всего населения страны, в том числе и подчиненные классы, которые, возможно, в обычное время никогда Спарту не посещали. По словам Геродота, все эти тысячи «периеков, илотов и спартанцев вместе с женщинами собираются на погребение. Они яростно бьют себя в лоб, поднимают громкие вопли и при этом причитают, что покойный царь был самым лучшим из царей» (VI. 58). Царское погребение, таким образом, символизировало объединение всех сословий вокруг спартанских царей. После смерти царя в течение трех дней прекращалась всякая торговля, и агора посыпалась мякиной (Heraclid. Pont. FHG I. 5). Подобное помпезное зрелище явно контрастировало не только с аскетическими обычаями спартанского гражданства, но и с общими, достаточно скромными установками всего греческого мира. На примере царской погребальной процедуры, совершаемой на «варварский» манер, странность спартанской царской власти внутри более широкого греческого контекста выступает в высшей степени рельефно.

Рассмотренный выше комплекс выгод, привилегий и почестей показывает, что когда-то спартанские басилевсы, подобно гомеровским царям, были суверенными монархами и путь развития царской власти в Спарте – это постоянное все большее и большее фактическое ограничение ее при формальном соблюдении древнего монархического церемониала.

Прижизненное отстранение царя от власти – явление в спартанской истории не такое уж редкое. В случае совершения ими каких-либо должностных или уголовных преступлений они, как и любые рядовые граждане, преследовались в судебном порядке. Судебная палата, которая выносила приговор царю, как правило, состояла из высших сановников государства: эфоров и геронтов. Но это была скорее обычная практика, чем строгое предписание закона. Официально судом высшей инстанции считалось, по-видимому, народное собрание. Действительно, на этот счет есть несколько, правда далеко не однозначно толкуемых, свидетельств. Царей обычно приговаривали к большим денежным штрафам, конфискации имущества, изгнанию, лишению царского сана и, наконец, даже к смертной казни.

Наибольшее давление со стороны эфоров цари испытывали в V в., когда влияние эфората на все стороны спартанской жизни было максимальным. Именно в этот период многие басилевсы под тем или иным предлогом лишились власти. Некоторых царей судили несколько раз, как, например, Клеомена I и Павсания – современника и оппонента знаменитого Лисандра.

Как правило, поводом для судебного разбирательства являлось поведение царя в действующей армии. Любая неудачная военная кампания вызывала подозрение в том, что военачальник получил взятку от противника. Подобные обвинения в V – начале IV в. становятся стандартными. В этот период спартанской истории было несколько судов над царями. Судебная практика выработала «определенные шаблоны» для процедуры смещения тех царей, которые казались эфорам опасными для существующего порядка. Царей чаще всего обвиняли в государственной измене или коррупции. Перечислим известные нам случаи подобного рода обвинений в хронологическом порядке.

Список открывает Клеомен I, царь из династии Агиадов (годы правления – около 525–488).

Этот царь не раз вступал в конфликт с эфорами. Дважды его судили как взяточника, но оба раза Клеомен добился оправдательного приговора. Погиб он в 488 г., став жертвой политических интриг. С ним расправились без всякого суда.

Клеомен был первым в истории Спарты царем, с именем которого связывали дела о коррупции [41] . Царя в течение его правления несколько раз обвиняли во взяточничестве. Нередко дело доходило до суда, но, согласно традиции, доказать факт получения Клеоменом взятки ни разу не удалось.