К сожалению, никаких точных данных о происхождении диархии в Спарте не сохранилось, и приведенные выше соображения представляют собой не более чем умозрительные гипотезы.

Цари в Спарте назывались басилевсами (basileuv"), а царская власть – соответственно басилейей (basileiva). Это общие для Греции термины, обозначающие царей и царскую власть, в них нет ничего специфически спартанского [7] . Так именовались те, кто обладал царской властью на законном основании (rex у римских авторов) [8] . Однако весьма вероятно, что цари в Спарте как наследники дорийских племенных вождей первоначально носили почетный титул – архагеты (архагет дословно означает «главный вождь, глава, основатель»). В самом термине уже заключаются возможные варианты интерпретации. Именно это наименование, скорее всего, было общепринятым в официальных документах ранней архаики. В данном названии, вероятно, отражалось представление о царях как о военных предводителях и основателях государства. Во всяком случае, в самом раннем государственном акте, получившем название Большая ретра, значится, что в состав совета старейшин, или герусии, вошли также архагеты (ajrcagevtai) [9] . Плутарх, приведший текст Большой ретры в биографии Ликурга, в своем комментарии к этому документу поясняет, что под архагетами имелись в виду спартанские цари (Lyc. 6. 3).

Судя по некоторым документам периода архаики, слово «архагет» можно понять как «основатель», будь то основатель нового государства или нового культа. В таком более широком смысле слово «архагет» встречается в ранней дорийской надписи по поводу отправки колонии в Кирену, именуемой «Клятвой основателей» (текст восходит к VII в. – ML. № 5). Здесь архагетами именуются бог Аполлон и царь Батт, в обоих случаях в смысле «основатель», «устроитель». Но в таком значении слово «архагет» употреблялось не только дорийцами. Колонисты из Халкиды, основавшие Наксос около 735 г., воздвигли алтарь Аполлону Архагету (Thuc. VI. 3). Ксенофонт называет архагетом Спарты Геракла (VI. 3. 6). Эфор употребляет этот термин по отношению к спартанским царям. Так, говоря о первых царях Еврисфене и Прокле, которых считали основателями Спарты, Эфор замечает, что они не удостоились даже титула «архагет», «который давался всем основателям городов» (Ephor. ap. Strab. VIII. 5. 5. p. 366). По-видимому, термин «архагет» как основатель в самом широком смысле слова (новых культов, колоний, политических институтов) был характерен именно для архаической эпохи.

С другой стороны, то, что в Большой ретре архагеты упоминаются в одной связке с членами совета старейшин, или геронтами, позволяет предположить, что спартанские цари были названы архагетами как члены и председатели герусии. Этот титул определял их положение в герусии при Ликурге – первые среди равных, и не более того. Возможно, в этой фразе – «учредить герусию из 30 членов с архагетами совокупно» (Plut. Lyc. 6. 2) – было закреплено новое качество спартанских царей, которые, став при Ликурге членами герусии, были тем самым поставлены под контроль общины.

После этих кратких, но необходимых замечаний рассмотрим различные стороны деятельности спартанских царей – их военные, сакральные и юридические функции. Наши сведения на этот счет, как правило, ограничены периодом классики, так как именно от этой эпохи сохранилось наибольшее количество источников.

Цари в Спарте прежде всего являлись верховными главнокомандующими. Об этой стороне их деятельности сохранилось немало свидетельств у древних историков, особенно у Геродота и Ксенофонта.

В архаический период, до значительного усиления эфората, спартанские цари обладали неограниченной военной властью. Как руководители войска они имели право по собственному усмотрению объявлять набор в армию и отправляться в поход в любую землю и в любом направлении, не советуясь с прочими спартанскими властями. Как свидетельствует Геродот, «ни один спартанец не смеет им противодействовать, в противном же случае подлежит проклятию» (VI. 56). Таким образом, в Спарте авторитет царей как военачальников поддерживался не только законом, но и религией. Их призыву, как призыву гомеровских царей, должны были повиноваться все военнообязанные (Her. VI. 56). Во время похода цари обладали всей полнотой власти и даже имели право карать смертью без какого-либо судебного разбирательства любого воина, проявившего трусость или недисциплинированность (Thuc. V. 66; Xen. Lac. pol. 13. 10; Arist. Pol. III. 9. 2. 1285a). Они имели право заключать с врагом перемирие, вырабатывать предварительные условия мира и уводить армию домой (Thuc. V. 60. 1; 63. 1; Xen. Hell. III. 4. 5; 5. 23; 5. 34).

Вплоть до конца VI в. цари в военное время, как правило, вместе руководили войском (Her. V. 75). Но почти непрерывная и продолжительная вражда обоих царских домов отрицательно сказывалась на эффективности их совместной деятельности и в конечном счете, нарушала интересы всей общины. Ведь успех любой военной кампании был связан с принятием ответственных совместных решений. По крайней мере, один царь не мог отдавать распоряжения, имеющие законную силу, против воли другого царя. Случаи неэффективного и даже «провального» коллективного руководства привели к тому, что в конце VI в. с этой практикой было покончено.

Непосредственный повод для такого рода решения дали сами цари. Именно их поведение привело к принятию нового закона, который можно рассматривать как серьезное ограничение царской власти в военной сфере. Как рассказывает Геродот, конкретным поводом для изменения старого обычая послужила распря двух спартанских царей, Клеомена I и Демарата (Her. VI. 74–76). Их соперничество привело к провалу всей военной кампании 506 г., направленной против Афин. Согласно обычаю, они вместе выступили в поход, но в самый решительный момент перед сражением с афинянами Демарат дезертировал и, бросив Клеомена, удалился домой. Геродот говорит, что именно «из-за этой распри в Спарте был издан закон, запрещающий обоим царям вместе идти в поход» (VI. 75). Поскольку вся полнота военной власти принадлежала обоим царям вместе, то спартанцы, приняв подобный закон, на деле, если не формально, ослабили позиции спартанских царей не только в сугубо военной, но и даже шире – в общеполитической сфере. Почти непрерывная продолжительная вражда обоих царей и так негативно сказывалась на всей их деятельности, а запрет на совместные военные походы должен был еще сильнее отдалить царей друг от друга и углубить пропасть между двумя царскими домами.

Закон 506 г. можно считать первым серьезным ударом, который община нанесла своим царям. Раскол между Агиадами и Еврипонтидами был, таким образом, закреплен, и в дальнейшем большинство правительственных кризисов в Спарте так или иначе было связано с враждой двух царских родов. Разногласия между царями культивировали и использовали в своих интересах разные политические силы. Как правило, цари являлись партийными лидерами противоборствующих политических группировок, отстаивающих интересы различных слоев спартанского гражданства [10] .