Повернувшись к распахнутой створке окна, Любарский заложил два пальца в рот и пронзительно свистнул. Этот мальчишеский жест, мальчишеский свист восхитили Бережкова. Он тоже любил в свободный час поражать друзей и знакомых всяческими фокусами и с удовольствием узнавал такую же жилку в Любарском. Собака, однако, не явилась на призыв.

– Ушла, верно, с ребятами, - сказал Любарский.
– Ничего, потом мы еще раз ее свистнем.

Бережкову понравилось и это - показалось очень милым, что ученая собачка где-то бегает на воле. Он уже чувствовал себя очень удобно и приятно в этом доме, уже не сомневался, что сумеет, когда подойдет решающий миг, добиться того, за чем приехал.

А пока Бережков склонился над моторчиком, рассмотрел его устройство.

– Чудесная идея! Я тоже, Владимир Георгиевич, когда-то сконструировал нечто подобное, но применил другой принцип.

Он вынул карандаш, попросил листок бумаги и быстро набросал схему. Любарский следил с интересом.

– Работал он у вас?

– Да. Работал по нескольку минут. Потом ломался. Потом я его забросил.

– Потом забросил... Извечная наша история. Тема для бессмертного романа о России.

– Нет. Хочется, чтобы герой в конце концов все-таки дожал! Вот была бы книга!

Этот ответ рассмешил Любарского.

– В технике вы мыслите куда оригинальнее, - сказал он и, не продолжая философического разговора, снова взял набросок.
– Что вы скажете, если я попробую сделать маленький моторчик, используя ваш принцип?

– Пожалуйста... Доходы пополам, - пошутил Бережков.
– И слава тоже.

Любарский опять рассмеялся.

– Какие доходы? Какая слава? Где вы живете? Эти милые игрушки я делаю собственноручно для собственного удовольствия.

– Но ведь потом такой моторчик можно запустить в серию, выпускать на заводе для авиалюбителей.

– Что вы? Ей-богу, вы ребенок! Где у нас вы найдете завод, который смог бы производить эти вещицы, требующие тончайшей обработки? Ведь все это я сам отшлифовал...

Здесь же на столе лежал и чертеж моторчика. Завязался разговор специалистов. Бережков снова восхитился некоторыми тонкостями в конструкторском решении, потом спросил:

– Вы позволите, Владимир Георгиевич, критиковать?

Любарский с улыбкой разрешил.

– Не кажется ли вам, что эта группа, - Бережков обвел кончиком карандаша некоторые детали в чертеже, - не совсем вам удалась? Что она как-то тяжелит всю вещь?

Главный инженер уже не улыбался. Да, Бережков угадал. Во всей конструкции эта часть была единственной, которая не удовлетворяла и Любарского; он изорвал много чертежной бумаги, но под конец все-таки сдался, примирился с вариантом, который ему самому казался грубым.

– А что, если бы, - продолжал Бережков, - вы в этом месте дали ей две степени свободы? Предоставили бы ей возможность поиграть...

Он что-то поправил в чертеже. И тотчас с опаской посмотрел на автора. Но Любарский сказал:

– Так, так... Развивайте вашу мысль...

Несколькими взмахами карандаша Бережков на чистом листке изобразил свою мысль.

– Видите, тогда вся эта группа...

– Верно!
– воскликнул Любарский.

Не раз он в своих поисках ходил около этой же идеи, и она теперь уже казалась ему собственной.

– Верно! Я сам об этом думал! Но вы-то как это нашли?

Бережков порозовел. Он был чувствителен к похвалам.

– Чудо-ребенок, - со свойственной ему скромностью произнес он и развел руками.

– Чудо-ребенок, - повторил, смеясь, Любарский.
– А ну, невинное дитя, давайте-ка ваше письмо...

Заветный чемодан тотчас был раскрыт. Вручив Любарскому письмо, Бережков положил книги аккуратной стопкой на круглый столик у дивана. Заблестело тисненное золотом название французского журнала. У Любарского вырвалось:

– Ах, как они это умеют!

Кончиками пальцев он провел по переплету, по очень искусной имитации кожи. Пробежав письмо, он опять тронул переплет, раскрыл и с улыбкой прочел надпись:

– "Нежному поклоннику..." Жаль, что у меня давно ничего не было в печати. Я написал бы ему: "Милой лисичке Августу Ивановичу Шелесту". С удовольствием провел бы с ним вечерок, посидели бы, пофилософствовали... Разносная статья о его книге? Любопытно...

– Сейчас я вам найду.

Бережков потянул к себе тяжелый том и... И последовал именно тот эффект, что предсказал Шелест. Под журналом лежали альбомы. Их увидел Любарский.

– Что это? Французы?
– Он сразу взял альбомы в руки и расположился поудобнее на диване.
– Где вы достали?