– Пожалуйста... Хотя должен сказать, товарищ Бронников, что я уже их предъявлял и получил разрешение...

– Знаю, - бросил он.

Его холодные, строгие глаза побежали по строкам моего мандата, заверенного, согласно всем правилам, необходимыми подписями и печатью. Я сам в Москве, озаренный вдохновением, сочинил черновик этого документа. Мне удалось убедить сотоварищей по "Компасу" в целесообразности поездки. Однако теперь, в штабной теплушке воинского эшелона, поглядывая на комиссара дивизии и остро ощущая его недоверие, я вдруг понял, что мой документ составлен очень глупо. И, конечно, вызывает подозрения. В самом деле, что это за командировка: ознакомиться с возможностями действия аэросаней в полевых условиях? Подумаешь, нельзя с этим ознакомиться где-нибудь около Москвы? Ради чего этот субъект - так в ту минуту я мысленно именовал себя, - этот предприимчивый субъект, называющий себя конструктором, очутился здесь, в воинском поезде, идущем к фронту? Не шпион ли это? Какие у него скрытые цели?

Несомненно, именно с такими мыслями комиссар изучал мой мандат. Затем он сухо спросил:

– Другие документы у вас есть?

– Да, есть служебное удостоверение. Есть, кажется, и старая студенческая книжка...

– Дайте сюда.

В уголке удостоверения, гласящего, что я являюсь директором заводоуправления "Компас", была приклеена моя фотографическая карточка. Глаза комиссара испытующе прошлись по моему лицу.

– Похож?
– пошутил я.

Не отвечая на шутку, он спросил:

– Чья это подпись?

– Это? Профессора Жуковского...

– Николая Егоровича?

– Да...

– А это чья?

– Профессора Шелеста.

– Августа Федоровича?

– Нет, товарищ Бронников, Ивановича.

Он сдержанно улыбнулся. По-видимому, он намеренно сделал ошибку, чтобы проверить меня. Но откуда же он знает эти имена-отчества? Я напрямик спросил об этом. Бронников приподнял лежавшую на столе мою потрепанную зачетную книжку.

– У меня с собой такая же, товарищ Бережков.

– Да?! С какого же вы факультета?

– С паровозостроительного... Должен был бы уже строить паровозы. А вместо этого, видите, приобрел новую профессию.

– Вижу, - сказал я.
– Серьезная профессия.

Он опять не поддержал шутки.

– Так что же будут представлять собой ваши аэросани?

Я попросил листок бумаги и быстро воспроизвел общий вид саней. Объясняя конструкцию, я сообщил, что авторами являются Гусин и Ладошников. Оказалось, Ладошников тоже был известен комиссару.

– Как же, - сказал он.
– Ладошников когда-то к нам наведывался.

– К вам? Куда же?

– На занятия одного кружка...

– Какого же?

– Социологического.

– Ну, что касается меня, товарищ Бронников, то я туда был не ходок.

– А теперь как?

– И теперь по этой части ни бум-бум.

Мой строгий собеседник наконец-то рассмеялся. Воодушевившись, я с новым пылом продолжал растолковывать конструкцию и действие аэросаней. Подыскивая красочные и в то же время точные слова, я ощущал, как Бронников все более располагается ко мне. Неожиданно он сказал:

– Очень хорошо, что вы сюда приехали. Правильно выбрали место. Именно здесь вы найдете то, что ищете.

На мгновение я оцепенел. "Найдете то, что ищете". Вот так предсказание! Э, знал бы он, что я собираюсь здесь искать... Однако, ничем себя не выдав, я спокойно выговорил:

– Почему вы так считаете?

Теперь настала очередь Бронникова взять карандаш. На бумаге пролегла железнодорожная линия, по которой двигался сейчас наш поезд. Бронников пометил станции, затем обозначил ряд сел и хуторов, расположенных в степи, в стороне от магистрали. Крупным, разборчивым почерком он надписывал названия населенных пунктов. Это он проделывал с видимым удовольствием, со вкусом. Вообще вся его манера изменилась. Всякие подозрения относительно меня он явно отбросил, смотрел на меня с доверием, разговаривал, как с товарищем.

Вскоре моему взору предстала схематическая карта некоторой части заволжского простора, где мы в данную минуту находились.

Вот Бронников нанес несколько последних точек. Я испытал словно удар тока, когда около одной из них он надписал: "Дубинки". Но этих своих переживаний я, как вы догадываетесь, ничем не проявил.

– Здесь нет сплошного фронта, - сказал Бронников, - железная дорога принадлежит нам. А в степи все перемешано. Некоторые села заняты нами, другие - белыми.

Он стал отмечать, слегка заштриховывать пункты, в которых находились наши части. Я с нетерпением ждал, когда он дойдет до села Дубинки. Вот, наконец! Слава богу, Дубинки в руках Красной Армии!

Бронников объяснил, что против нас здесь действуют главным образом полки Уральского казачьего войска, или, верней, контрреволюционная часть казаков. Они отброшены от железной дороги в степь, но до сих пор обладают преимуществом в коннице. Нередко казаки совершают налеты на то или иное занятое нами поселение, порой даже и на станции. Врагу помогают шпионы-наводчики, которых мы вылавливаем и расстреливаем на месте.

Не скрою, друзья, мне в эту минуту стало несколько не по себе... Расстреливаем на месте. Гм... Вспомнилась едкая, сатанинская усмешка старика. Не повернуть ли во благовремении обратно? Нет, только вперед!