Шрифт:
— А что же ты, милый, не представил гостя? — обратилась женщина к супругу.
— Да я как-то запамятовал, — признался Тарас. — Кирилл, это моя жена Ольга. Ольга, это Кирилл.
— Очень приятно, — проговорила хозяйка.
— И мне. Очень.
— Что привело тебя в наши края, добрый человек? Дело какое — или просто странствовать любишь?
— Дело, — ответил ученый, искоса поглядывая на мужчин. — Важное дело. Но, видно, не судьба мне его завершить.
— Что так?
— Не вышло ничего у меня. И цели своей не достиг, и жизни едва не лишился. Если бы не твои супруг и сын, думаю, не сидеть бы мне здесь.
— Да, мальчики — моя гордость. Их ведь у меня целых пять молодцев, все, как на подбор. Федюша — самый младший, поэтому дома остался. Остальные-то на заработки в Киев поехали, уже несколько дней от них ни одной весточки нет.
Слушая Ольгу, историк то и дело поглядывал на Тараса, но тот сидел с хмурым видом и никак не реагировал на слова жены. О том, что происходило у него внутри, можно было догадаться только по тому, с какой яростью он пережевывал пищу. Казалось, что если бы ему на зуб попался камень, то он вряд ли заметил бы его. Поняв, что мать ничего не знает о гибели сыновей, Марсель не стал продолжать этот разговор.
— Как вам живется здесь? — спросил он, чтобы как-то сменить тему. — Наверное, тяжело — вот так, в лесу?
— Почему же? — удивилась Ольга. — Напротив, это раньше было трудно, когда мы на равнине жили. Многие завидовали нашему счастью, наговаривали на моих мальчиков, мол, они что-то у кого-то украли. Да они в жизни чужого без спроса не брали, а чтобы украсть — об этом и речи быть не может. Дошло до того, что Федю нашего княжеские дружинники до полусмерти избили, правда, потом выяснилось, что куру, которую он вроде как стащил, собака загрызла… Но разве кому-то есть дело до чужого горя? Даже прощения не попросили. Вот тогда мы и решили подальше от посторонних глаз поселиться. Только после этого я поняла, что такое настоящая вольная жизнь. У меня здесь есть все, чего только можно пожелать. Жаль только, что сыночки уехали — грустно мне без них. Но ничего, я подожду. Вернутся они, снова заживем большой дружной семьей.
— А где жили-то? — ученому показалось, что он начинает понимать причины, по которым Тимохино селище подвергалось постоянным нападениям со стороны тарасовской банды.
— Да в Козино, будь оно неладно, — вздохнула Ольга. — Знаю, что плохо такое говорить о людях, но ни одного слова доброго на ум не приходит. Разве только Меланья, светлая душа, но и она не могла нам ничем помочь. Так и маялись в этом проклятом месте, пока мой муженек не собрал нас всех да не перевез сюда.
— Да, повезло твоей семье, сказать нечего.
Ученый обращался к женщине, но смотрел при этом в глаза хозяину дома. Тот некоторое время сидел молча, а потом поднялся из-за стола и отошел в сторону, глядя в окно.
— Ты уже наелся, дорогой? — удивилась Ольга.
— Да, милая, спасибо тебе, — ответил Тарас, не оборачиваясь. — Все было так вкусно, что я, кажется, объелся.
— Вот всегда он так, — улыбнулась женщина. — Сначала говорит, что голоден, как волк, а потом немножко ложкой поковыряет и говорит, что объелся.
Не зная, что ответить, Марсель лишь улыбнулся, забыв о том, что собеседница его не видит. Заметив, что она все еще ждет его реакции, он запоздало спохватился и вежливо поблагодарил хозяйку за чудесный обед и предложил помочь убрать со стола.
— Что ты, — отмахнулась женщина. — Отдыхай. Ты, наверное, устал с дороги. Мне Федя поможет.
Еще раз похвалив угощенье, историк поднялся и подошел к Тарасу, который продолжал неподвижно стоять у окна. Наконец, мужик вздохнул и кивнул ему:
— Выйдем.
Проследовав с ним за дверь, ученый увидел, как тот раздвинул заросли ежевики — и за ними оказалась небольшая беседка с двумя лавками. Она была так искусно спрятана, что Марсель, стоя буквально в шаге от нее, ничего не заметил. Присев, Тарас закрыл глаза и о чем-то задумался. Затем он обратился к гостю:
— Ты, наверное, думаешь, будто я чудовище какое-то, да? Мол, людей грабит, убивает. Поделом мне, верно?
— Нет, я так не думаю, — ученый отрицательно покачал головой. — Я ничего о тебе не знаю, Бог тебе судья.
— Слышал, наверное, от Курьяна о нас?
— Да, его кум кое-что мне о тебе рассказывал.
— Это который Тимофей? Представляю, что он там насочинял. Наверное, обвинил меня во всех своих бедах, верно?
— Не без этого.
— Козинцы получили по заслугам! — неожиданно обозлился Тарас, но тут же успокоился и закрыл лицо руками. — Не хотел я этого, ох, не хотел. Не уследил за сыновьями… Один Федя вот остался. Откуда в них это — ума не приложу. Не так я их воспитывал. Но, видно, сильно они обиделись на жизнь, раз разбойничать пошли.
— Разве это не ты их надоумил? — удивился Марсель такому заявлению.
— Нет, я только потом узнал, когда уже поздно было что-то менять и исправлять. А там — что делать? Слухи поползли разные, князь за поимку моих мальчиков награду объявил. Сам понимаешь, земледелием после такого не займешься. Пытались мы охотой прокормиться, да год голодный вышел — чуть не передохли все. Пришлось опять грабежом промышлять. Вот, к чему все привело. Не знаю теперь, как сына сохранить.
Услышав эту историю из первых уст, историк сочувствующе покачал головой. Что он мог сказать по этому поводу? Тарас и так все понимал — возможно, даже лучше него. Он попал в ловушку, из которой было практически невозможно выбраться.