Шрифт:
Нужно было это сделать там, на берегу. За месяцы поисков подобные мысли не раз посещали Лоркана.
– Я пытался добраться до нее, – тяжело сглатывая, продолжал Лоркан. – До Аэлины. До того ящика… Клянусь, – совсем тихо добавил он.
Слово было его опорой. Единственным, чем он дорожил. Во время их с Элидой странствий Лоркан рассказал ей об этом. Сейчас в ее взгляде не отражалось никаких воспоминаний.
Элида молча пошла дальше. Лоркан остался на месте.
Все, что выпало на долю Элиды и его соратников, случилось по его вине.
Элида подошла к костру, и только тогда Лоркан пошевелился. Он видел, как она села рядом с Гарелем. Губы ее были плотно сжаты.
– Ты же знаешь… он тебе не соврал, – прошептал ей лев.
Лоркан стиснул зубы. Он намеренно не маскировал своих шагов. Если острый слух позволил Гарелю слышать их разговор, лев прекрасно понимал, что Лоркан вернется вслед за Элидой, и не должен был соваться не в свое дело.
И все равно Лоркан следил за ее лицом, ожидая ответа. Когда Элида не ответила ни ему, ни льву, Лоркан пожалел, что вообще затеял этот разговор с нею.
Принц Рован Боярышник, он же Рован Галатиний – супруг королевы Террасена и ее истинная пара, – знал, что спит. Видеть ее он мог только во сне.
Вокруг была лишь тьма и ветер. Их разделяла громадная пропасть.
Эта пропасть, эта трещина в мире не имела дна. Но откуда-то долетали едва слышимые голоса.
Она стояла к нему спиной. Ветер шевелил золотистую пелену ее волос. Они стали длиннее, чем когда он видел ее в прошлый раз.
Он попытался обернуться ястребом и перелететь через пропасть. Внутренняя магия тела не откликалась. Он был заперт в своем фэйском облике. Фэйцы прыгают гораздо дальше смертных, но преодолеть пропасть ему было не под силу. И потому он мог лишь смотреть на нее и вдыхать ее ароматы, приносимые ветром: жасмина, лимона, вербены и потрескивающих углей. Ветер не рассказывал ему никаких тайн и не приносил песен.
Это был ветер смерти, холода; ветер «ничто».
«Аэлина!»
Здесь он не имел голоса, но все равно произнес ее имя. Отправил против ветра на другой край пропасти.
Она медленно повернулась к нему.
Это было ее лицо. Или таким оно станет через несколько лет, когда она совершит Преображение и обретет бессмертие наравне с фэйцами. Но его поразили не повзрослевшие черты ее лица.
Рука Аэлины покоилась на сильно округлившемся животе.
Она смотрела в его сторону, а ветер все так же развевал ей волосы. За ее спиной появилось еще четыре фигурки.
Рован упал на колени.
Самой высокой была золотоволосая девочка с изумрудными глазами, серьезная и горделивая, как мать. Рядом стоял мальчик почти одного с нею роста. Он тепло и открыто улыбался Ровану. У мальчишки были бирюзовые глаза Ашериров под гривой серебристых волос. Его брат, ростом пониже, вполне мог бы сойти за Рована в детстве: те же волосы и глаза. Последней была совсем маленькая девочка, цепляющаяся за материнские ноги… Почти младенец с мелкими чертами лица, серебристыми волосами и сапфировыми глазами незнакомой Ровану династии.
Дети. Его дети. Их дети.
А через несколько недель родится пятый ребенок.
Его семья.
Семья и будущее, которые могли бы у него быть. Самое прекрасное зрелище, какое ему когда-либо доводилось видеть.
«Аэлина!»
Дети крепче прижались к матери. Старшая девочка предостерегающе подняла голову, глядя на мать.
И тогда Рован почувствовал… Могущественный, смертельно опасный черный ветер, несущийся к ним.
Он попытался закричать. Попытался встать с колен и добраться до своей семьи.
Но черный ветер несся к ним, сметая все на своем пути. Аэлина и дети продолжали смотреть на него, пока ветер не закружил и не унес их.
Пока не осталось ничего, кроме праха и теней.
Рована вытолкнуло из сна. Сердце бешено колотилось. Тело кричало, требуя нестись вперед и сражаться.
Но ему было не с кем сражаться на пыльном поле, освещенном звездами.
Сон. Опять тот же сон.
Рован потер лицо, усаживаясь на подстилке. Лошади тоже спали. Кругом все спокойно. Гарель нес караул в нескольких шагах от костра, обернувшись горным львом. Его глаза сверкали в темноте. Элида и Лоркан крепко спали.
Рован посмотрел на положение звезд. Через несколько часов рассветет. И тогда – в путь. В Аккадию, страну песка и колючих кустарников.
Пока Элида с Лорканом спорили, куда отправиться, Рован делал то же самое, но внутри. Мелькала мысль обернуться ястребом и одному полететь в Доранеллу. Разум твердил свое: «Ты напрасно потеряешь драгоценные дни».
Эх, будь с ними Ваган и будь он свободен от уз кровной клятвы, Рован отправил бы его в обличье скопы на север, а они продолжили бы путь в Аккадию.