Так за шахматной доской встречаются большой любитель шахмат – некий очкастый тип, непонятно каким ветром его сюда занесло, и его соперник – бунтарского вида человеческий огрех, большой любитель иных подходов в решении своих насущных проблем. Где последний не долго думая, в ответ на первый же шахматный ход своего шахматного соперника, подвигнул того на непременное желание заглянуть под стол, где тот к своему изумлению увидел ответный ход – так называемую защиту А. Лехина – кулак этого огреха. Что, конечно же, сразу сравнивает шансы этого шахматного гения и огреха, и ведёт в неумолимую победную сторону огреха. Но как говорится, на каждую защиту найдётся своя полузащита, и шахматный гений, на то он и гений, чтобы умеючи использовать имеющиеся в наличие шахматные средства, а именно рокировку, которая и привела на его место не менее сумрачного вида типа, чей огромный кулак под столом очень доходчиво объяснил этому огреху, что его коса нашла на камень, и заодно указал на то, что его «косо-бланкина» защита контрпродуктивна.

– Не понимаю, о чём это ты? – Споткнувшись о высказывания Алекса, недоумевая ответил ему Касторыч. Правда после беглого осмотра Алекса и обдумывания добавил. – Но давай уже, высыпайся дома, а не на работе.

– А ты значит, за меня не будешь высыпаться с ней? – Стиснув зубы, зло посмотрев на Касторыча, подумал Алекс, видя в Касторыче то извлечение урока из ошибок или ошибок из уроков, тьфу, совсем запутался, в общем, Касторыч был первым в списке претендентов на роль того советчика, который за свои советы теперь по полной программе ответит перед ним.

– Или тебе может быть кажется, что у меня и значит у тебя, на сегодня других больше дел нет, как… – здесь Касторыч в задумчивости замолчал, уставился на Алекса, затем почесав себя за ухом, вдруг ухмыльнулся и с улыбкой заявил, – а ведь и в правду нет. – Чем вновь вызвал улыбки у всей собравшейся сборной солянки.

– Вот только у меня, а не у тебя. – Засмеялся Касторыч. – Ведь мне в отличие от тебя нужно постоянно за тебя и за всех вас нести ответственность, что есть факт моей постоянной занятости. А это скажу вам, вещь сама по себе очень обременительная для моего сердечного клапана, который очень живо реагирует на всё то, что с вами происходит.

– Оттого ты к коньячку-то и пристрастился – переживаешь! – В неустойчивых и дерзновенных умах, которые всегда существуют в любом рабочем коллективе, пронеслась эта крамольная вопреки мысль.

– А происходит, как вы сами знаете многое. И за это как раз и отвечаю я. А вы ведь на этом не останавливаетесь, и в любой подходящий под ваши устремления момент, готовы вашего работодателя, а по совместительству благодетеля, – Касторыч сурово посмотрел на подчиненных, ища в их взглядах несогласованные и противоречащие его мнению поветрия, – обвинить во всех своих грехах и, бросив на произвол судьбы, уйти в другое информационное агентство (тяжёлая пауза).

– Но я всё-таки не снимаю с себя ответственности за тебя, христопродавца, и если покаешься, то не оставлю тебя и дам тебе хоть какую-нибудь да работу, – Касторыч вновь вернулся к Алексу и, улыбнувшись, вернул благодушие в атмосферу редакторского кабинета. После чего Касторыч вернулся к своему рабочему месту, для виду порылся в бумагах и, не найдя или может найдя что искал или не искал, в общем, не важно, сделав конструктивный вид, обратился к Алексу. – Значит так, тут ваш фантаст звонил…

Заслышав упоминание фантаста, вместе с ушками на макушке подтянулась вверх Алиса. Тут Касторыч, вдруг что-то вспомнив, посмотрел на Алису.

– Ах да, Алиса. Это и к тебе относится. Так вот, он чуть ли не требовательно просит вас приехать к нему. Вы что, разве не закончили с ним? –спросил Касторыч.

– Да вроде бы всё, – пожав плечами, ответила Алиса.

– Ну, не знаю. Он говорит, что самое важное осталось недосказанным, и что перед выходом в свет его интервью, ему необходимо ознакомиться с текстом его интервью, – уже советуясь с собой, вслух размышлял Касторыч. – Ладно, ничего не поделаешь, раз я обещал Алексу и этой писательской глыбе… – Касторыч перевёл свой взгляд из себя на Алекса. – А ты, Алекс, наверное, нашёл с ним общий воображаемый язык, раз он так желательно просит тебя видеть? – спросив, Касторыч вновь ухмыльнулся, после чего посмотрел на Алису и обратился к ней. – Давай Алиса, бери свой штатив и езжайте к фантасту, – чем заставил зашевелиться мысли Алисы и Алекса.

Где у Алекса не в пример Алисе, при несравненно одинаковой скорости мысли (такие высокие скорости бытия сложно измеримы и поэтому пока что имеют обозначительно-оскорбительные – тугодум, ветер в голове – именования, нежели точные измерительные характеристики), его размышления даже не простирались, а заглядывали несколько дальше чем у неё (как в последствии выяснится, всё не так – всё-таки мысль штука мало изученная, и Алиса не меньше чем и он думала об этом странном человеке). И как результат, мысли Алекса вернули его к этому фантасту, который во время своей прошлой встречи с ними, пришедшим к нему брать интервью, очень даже живо заинтересовал его.

Глава 6

Последний из поколения человек

Кто я? Раньше бы я легко ответил на этот не слишком сложный вопрос. Но сейчас…Сейчас, пожалуй, нет. И если я даже и найду подходящий ответ на этот вопрос, то от меня, пожалуй (в наш век патентов), ещё потребуют доказательств и аргументаций для этой своей высказанной уверенности, которых мне, скорее всего, и не сыскать. И я под валом аргументаций, исков и заявлений высококлассифицированных специалистов, буду вынужден признать, что мои, по их мнению, слишком многоговорящие утверждения, несут в себе плагиат и копипаст. Так что прежде чем что-то утверждать, было бы разумно заглянуть в административный кодекс, затем в патентное бюро и напоследок в орфографический словарь, где чётко чёрным по белому обозначена принадлежность всех мною употребленных слов такому-то языку. Ну а если я буду его использовать в своих частнособственнических целях и, скорее всего, не по назначению, то ведь всегда можно лишиться этого, не как нужно и не по назначению используемого инструмента. Что ж, что сказано, то сказано, ну а мне только и остается делать, как прикусить язык той говорливости, в предупредительность которой мне пожелалось верить. Ну, да ладно, чёрт с ним.