Шрифт:
– Жениться на барышне – значит навязать на себя весь яд цивилизации.
И хотя мы все и были продуктом цивилизации, но не заражать народ своим «ядом» приглашал нас Лев Николаевич, а самим оздоровиться от соприкосновения с здоровою жизнью народа.
Я, как и все откликнувшиеся на приглашение Льва Николаевича, с радостью пошел за ним… Для меня было величайшей радостью приезжать по субботам и перед праздниками в Ясную Поляну из Плеханова (деревня, где я учительствовал, верстах в семнадцати от Ясной) и проводить целый день вместе с остальными сотоварищами, которых было человек десять, в беседах со Львом Николаевичем и слушать его рассказы. Некоторые я потом встретил в его «Казаках» и «Войне и мире».
Для меня было еще большим наслаждением слушать его дивную игру на рояле. Особенно запечатлелся в моей памяти «Лесной царь» Шуберта, сопровождаемый словами баллады Жуковского.
В Ясной Поляне нам было необыкновенно приятно. Все относились к нам с редкой добротою, не исключая и тетушки Льва Николаевича, Татьяны Александровны Ергольской, хотя мы, вероятно, и не могли не шокировать ее своими манерами и своими несовершенными (за неимением средств) костюмами. Впрочем, и сам Лев Николаевич не блистал тогда костюмами. Мне помнится, что у него был только один сюртук, в котором он ездил на съезды мировых посредников, но и тот с короткими рукавами и с талией не на своем месте; а ваточное пальто Льва Николаевича было даже с прорванной подкладкой, и из-под нее лезла вата…
После съездов мировых посредников Лев Николаевич всегда бывал недоволен и очень нелестно отзывался о своих сотоварищах по съезду, из которых я ни одного не видал в Ясной Поляне.
Впрочем, Лев Николаевич недолго оставался мировым посредником. В апреле или мае 1862 года он подал в отставку [240] .
Недолго, однако, мы учительствовали. С началом весенних работ наши школы опустели. И некоторые из нас, в том число и я, должны были поселиться в Ясной Поляне в ожидании, когда, по окончании полевых работ, снова соберутся ученики в наши школы.
240
Толстой не мог быть удовлетворен своей земской деятельностью из-за яростного сопротивления его начинаниям помещиков Крапивенского уезда. Крапивенский уездный предводитель дворянства Д. Щелин представил в декабре 1861 г. заявление об «односторонних несправедливых и произвольных действиях гр. Толстого» Гусев Н. Н. Лев Николаевич Толстой. Материалы к биографии с 1855 по 1869 год. С. 460). В апреле 1862 г. Толстой «по болезни» отказался от исправления должности мирового посредника.
Жить в Ясной Поляне было хорошо. Но сам Лев Николаевич что-то заскучал. Он взял с собою двоих учеников Яснополянской школы и уехал с ними в мае месяце в самарские степи [241] , откуда возвратился только месяца через два. Без него приезжали жандармы и производили обыски, но, конечно, безрезультатно. Лев Николаевич был чужд политике и нас всех отучил от нее.
Жандармы были направлены на Ясную Поляну, вероятно, по неудовольствию, которое Лев Николаевич возбудил против себя как мировой посредник [242] .
241
Толстой уехал на кумыс с учениками Василием Морозовым и Егором Черновым (см. Воспоминания о Л. Н. Толстом яснополянских крестьян. Тула, 1960. С. 45–66).
242
Поводом для обыска был донос сыщика М. И. Шипова (Зимина), обвинявшего Толстого в том, что он держит при себе «студентов разных университетов и без всяких видов», которые якобы оборудуют подпольную литографию.
После возвращения Льва Николаевича из самарских степей приезжал, я помню, в Ясную Поляну Е. Л. Марков, бывший тогда учителем тульской гимназии, впоследствии известный публицист и литератор. Е. Марков приезжал в Ясную Поляну вскоре после того, как вышла книжка «Русского вестника» с его статьею об Яснополянской школе и о журнале «Ясная Поляна». В этой книжке Марков весьма критически отнесся к педагогическим идеям Льва Николаевича и этим всех нас возбудил против себя. Тем не менее Лев Николаевич принял его весьма любезно; и когда мы слишком яростно нападали на Маркова, в особенности после его отъезда, Лев Николаевич, не соглашаясь с Марковым, заявил, однако, что Марков очень умен и статья его – очень умная статья. Тем и были сдержаны наши нападки [243] .
243
Речь идет о статье Е. Л. Маркова «Теория и практика Яснополянской школы» (Русский вестник. 1862. № 5). Толстой ответил ему статьей «Прогресс и определение образования», опубликованной в декабрьском номере «Ясной Поляны». Ранее, в июне, были напечатаны полемические «Заметки по поводу статьи г. Маркова» одного из студентов, учительствовавших у Толстого (о Маркове см. также в коммент. к воспоминаниям Поливановых «В «большую перемену»…»).
В августе (1862 г.) Лев Николаевич поехал в Москву по делам редакции журнала «Ясная Поляна», которой заведовал один студент [244] . Окна квартиры этого студента были вровне с тротуаром. И мне помнятся рассказы, что Лев Николаевич входил к этому студенту для сокращения через окно. Говорили также, что Лев Николаевич, приехав в Москву, остановился на этот раз не в гостинице, а на студенческой квартире. Но скоро мы услыхали, что он переехал в одну из лучших тогдашних гостиниц в Москве – к Шевалдышеву, а затем и в самую лучшую – к «Шевалье» в Газетном переулке. Не могу, однако, утверждать, что все это именно так происходило, но все это так сохранилось у меня в памяти [245] .
244
Студент Московского университета В. М. Попов читал корректуры статей для «Ясной Поляны».
245
Толстой выезжал в Москву вместе с М. Н. Толстой, Л. А. Берс и ее дочерьми, останавливался у Берсов (см. воспоминания С. А. Толстой «Женитьба Л. Н. Толстого» в наст. томе).
Потом мы узнали, что Лев Николаевич решил жениться. А в сентябре 1862 года он приехал в Ясную Поляну уже со своею супругою Софьей Андреевной…
Ко времени приезда Льва Николаевича в Ясную Поляну с молодою женою все учителя разъехались по своим школам. Я был младший из всех. Мне было семнадцать лет, и моя деятельность в Плехановской школе была не особенно удачна [246] , а потому с осени я должен был заниматься в Яснополянской школе, где преподавал и сам Лев Николаевич. Но по приезде его с женою занятия в школе что-то не начинались. Я спрашивал Льва Николаевича:
246
В статье «П‹леха›новская школа» («Ясная Поляна», 1862, октябрь) Н. Петерсон объяснял свои неудачи на учительском поприще незнанием крестьянской жизни, «отчужденностью» от учеников и тем, что «любви к занятиям» у него не было. «Мне захотелось поправить дело, – писал он в заключение статьи. – Я вздумал было опять поселиться в Плеханове и открыть школу, но мужики положительно отказали мне».
– Когда же мы будем заниматься?
Он каждый раз отвечал:
– Будем, будем!
В конце концов брат Льва Николаевича, Сергей Николаевич, предложил мне давать уроки его сыну, который жил с матерью в Туле. И я переехал в Тулу…
Так кончилось мое пребывание в Ясной Поляне. Вскоре закрылись и все школы, открытые Львом Николаевичем…
Помню, что, живя летом в Ясной Поляне, мне приходилось ездить в Тулу, отстоящую верстах в тринадцати – четырнадцати от Ясной Поляны, приходилось ездить иногда верхом на небольшой белой лошадке Льва Николаевича, которая была приведена им с Кавказа, где он ускакал на ней, как говорили, от черкесов, гнавшихся за ним и не догнавших его благодаря быстроте его коня [247] .
247
См. воспоминания В. А. Полторацкого в наст. томе.