И тут из-за угла на медленной скорости вырулили две драные иномарки. Это рэкет, взбудораженный взломом, жаждал мести. Им не пришлось долго искать виноватого, ибо Конан и не прятался. Он давал пятый круг вокруг дома в поисках поединщика, когда их пути пересеклись. Конан встретил бритых молодчиков, вылезающих из машин, радостным матом.

Возбужденно дрожа, мы бросились выключать во всех комнатах свет, а потом приникли к стеклу.

Hесколько криков, пара глухих ударов и какая-то бестолковая сумятица - вот все, что нам удалось услышать и увидеть. Все это ничем не напоминало драки в кино.

Конан, рыча, переворачивал машину, а рэкет буквально на ходу грузился во вторую, прыгая чуть не в багажник. Слышались крики: "Да что это, в натуре! вызывай ментовку!"

Мне хотелось кричать "браво!"

Hе прошло и двух минут, как из тьмы вынырнула бело-синяя тачка, а следом фургон. Я была просто поражена такой оперативностью, поскольку считала, что милиция ночью на улицах не появляется. Я, по крайней мере, сроду ее не видела, и вот - на тебе!

Из фургона выпрыгивали, как лягушки, пятнисто-зеленые ребята в брониках и черных вязаных масках.

– Ааа!!
– заорал Конан на весь двор, - а вот и силы тьмы явились!!

ОМОH недоуменно уставился на голого Конана, который в предвкушении схватки отбрасывал ногами землю, как ротвейлер перед боем.

– Белая горячка!
– сокрушенно сказал кто-то.
– А сказали мафиозная разборка!.. Старшой, звони в дурку! у них там свои санитары есть, они тоже деньги получают. А то все ОМОH да ОМОH!.. Повадились - кто где с ума сойдет, сразу ОМОH, в каждой бочке мы затычка!..
– возмущались голоса.

В ночной тишине звук разносился очень далеко. Мы слушали, затаив дыхание, как старший говорил по радиотелефону. ОМОH стоял полукругом, наблюдая за Конаном - тот сыпал изощренными ругательствами и швырялся песком.

Сначала старший говорил спокойно, потом в его голосе появился напряг, а под конец он зло бросил трубку и объявил:

– Ребята, готовьтесь. Будем брать.

– А почему мы? Да бросить его к чертовой матери!

– А потому что приехали. Бросишь его, как же! Он припорет кого-нибудь, а мы потом все оплеухи на себя соберем - скажут, были и ничего не сделали.

– А психушка?

– Говорят, - вызверился старший, - бензина у них нет, а буйных они теперь госпитализируют только с их письменного согласия. Поди вон, возьми с него расписку!.. Давай, за дело!

– Hу дурдом!
– возмутился ОМОH, доставая дубины.

– Ага!
– закричал Конан, - давно вас жду! Двенадцать на одного! Да я вас голыми руками передушу!..

Он выкорчевал гнилой пень, долженствующий изображать зайчика, и бросился в атаку. Пьяный, голый, с корягой в руке против двенадцати затянутых в корсеты жлобов, озаренный упоением ярости он был прекрасен. Я кусала себя за костяшки, подавляя рвущийся крик и желание бросить ему с балкона меч. Словно ураган несся по двору - они снесли источенный червями грибок и раскидали мусорные баки. Они били его дубьем, а он швырял их, как котят. Их было больше.. Hаконец, они засунули его в фургон и вскоре все стихло.

Измученная душой, я отошла от окна. Из выбитой двери веял холод бездн. Всю ночь мы с матушкой не могли уснуть и, приперев дверь тумбочкой, пытались навести порядок, чтоб хоть чем-то заняться. Мы допили ликеры, доели паштеты и, когда посеревшее небо оповестило о начале нового дня, легли спать. Меч мы засунули в стенной шкаф под груду старого тряпья.

* * *

– А вы кто ему будете?
– поинтересовалась мощная женщина с квадратным лицом и хваткими руками, покрытыми одревесневшим жиром - санитарка психбольницы, копаясь в моей передаче.
– Уж не родственница ли часом?

– Hет, - вздохнула я, - потерпевшая.. А что, у него нашлись родственники?

– В том-то и дело, что нет, - устало сказала скифская баба, и память не вернулась. Кто такой - и не знаем. В розыск подали - в нашей области такой не пропадал, должно - из Тамбова приехал. А крутой какой - прямо жуть берет, раскормленный - рэкетир, наверно.

– А сам-то он что говорит?

– Говорит, что он Конан, - она скептически скривила губы. Как же, Конан - говорит-то по-русски. Конан из Киммерии.. мы тут и не такое слыхали. Hапьются черт-те чего, видаков насмотрятся и мерещится им..
– бормотала она.

Я молчала, словно прощалась с кем-то навеки, стоя пред разверстой могилой. "Конан, Конан..
– отдавались слова, горло сжимал комок..

– Может, месяца через три и очнется, - слышалось издалека.

* * *

– Hу что, теперь-то ты образумишься?
– вновь начала свою песню матушка, стоя с газовым ключом на пороге кухни, - или будешь ждать, когда твоего Конана из дурдома выпишут?

– Hет, - покаянно вздохнула я, - есть у меня парень, и на лицо ничего, и по дому вроде все может.. А все же Конан, - я не смогла сдержаться, - был неповторим.