— Что под бинтами?

— Раны, — свой голос я слышала словно со стороны. Верный признак надвигавшегося беспамятства. — Глубокие.

— Ясно, — Паук был немногословен.

Интересно, что бы я чувствовала на его месте? Любимая женщина, вчера под угрозой пистолета выгнавшая тебя из квартиры, на следующий день приходит на рассвете в крови и на грани обморока. Есть от чего растерять красноречие.

Я слышала, как мужчина вышел из комнаты. Несколько минут тишины наедине с болью погрузили меня в состоянии близкое к оцепенению. Внутри не осталось ничего. Ни страха, ни паники, ни желаний — все затмила боль. Она заполняла, казалось, все существо, не давая заснуть и лишая способности ясно мыслить. Интересно, так ли выглядит смерть? Сплошная боль и ничего кроме нее?

Паук вернулся. Вместе с ним в комнату ворвался запах лекарств, щекочущий ноздри.

— Малышка, ты меня слышишь? — теплые пальцы коснулись щеки вырывая из прострации. — Сейчас я разрежу бинты и отделю их от кожи. Будет больно, но сделать это необходимо, чтобы раны не воспалились.

Я попробовала кивнуть и это движение отозвалось болью. Если мой маньяк говорит, что это надо сделать, значит надо. Просто сохраняй спокойствие и верь Пауку. Сознание вновь начало уплывать, когда раздался вопрос:

— Кто это сделал? — в этот же момент первый бинт отделился от кожи с характерным звуком раздираемой коросты и солидной порцией боли. Вырвавшееся шипение сделало ответ более эмоциональным.

— Ганс, — произнесла я ненавистное имя. — Оказалось, он твой страстный поклонник.

— Зачем ему было калечить тебя?

— Он… — еще одна лента бинта отправилась в мусор. — Хочет превратить мое тело в предмет искусства.

Остаток марли отошел легко, полностью пропитавшись кровью. Я слышала как судорожно выдохнул Паук, словно только сейчас разглядев масштаб трагедии.

— Насколько все плохо?

— Почему ты не поехала в больницу? — голос мужчины звучал растерянно. Такой интонации я у него еще не слышала и сердце затопило плохое предчувствие. Что же там такое, если даже Пауку стало не по себе?

— Я не доверяю никому, кроме тебя, — мой голос дрожал от боли и страха. — Если обратиться в больницу, то они вызовут полицию. А полиция сделала слишком много, чтобы потерять мое доверие.

— Малышка, мы должны обратиться к врачу, — лицо Паука оказалось прямо напротив моего. Серые глаза были серьезны как никогда. На его лбу обозначилась морщинка, а в уголках губ появились угрюмые складочки.

— Нет, — я постаралась вложить в это слово максимум несуществующей уверенности. — Я приехала к тебе не для того, чтобы ты вызвал скорую. Пожалуйста, не делай этого.

От боли и усталости сознание плыло. Хотелось провалиться в сон и больше не принимать никаких решений. Но для этого нужно быть уверенной, что Паук не вызовет врачей.

— Пожалуйста. Я больше не хочу полиции в моей жизни. Об этом должен знать только ты. Я доверяю тебе, — мне казалось важным повторить последнее слово. Наши отношения были больными, полными страданий, бешеных эмоций и маленьких побед, но одно никогда не менялось — мы могли верить друг другу. И что бы ни происходило между нами, другие не должны вмешиваться.

На минуту в комнате повисла тишина. Паук всерьез задумался, неосознанно покусывая кончик пальца. Наконец, он вздохнул и произнес:

— Сделаю, что смогу. Но если твое состояние ухудшится, то я вызову знакомого врача.

— Хорошо, — сил спорить не было.

— Я обработаю спину антисептиком, чтобы предупредить заражение. Будет больно.

— Делай, что считаешь нужным.

На спину полилось что-то холодное, огнем ожегшее раны. Я невольно дернулась и зашипела. Паук мягкими движениями растирал субстанцию по спине и боль постепенно уходила, сменяясь мягким холодком.

— Эффект недолгий, но его хватит, чтобы заснуть, — предупредил вопросы мужчина. — Нам нужно наверх, в спальню. Сможешь идти?

— Постараюсь, — я слабо улыбнулась, чувствуя облегчение. С отступающей болью возвращалась и способность мыслить.

Паук помог сесть, а затем и встать на ноги. Я практически повисла на мужчине, уткнувшись носом в его рубашку и с удовольствием вдохнула знакомый запах. Сухое тепло от его рук иголочками расходилось по коже, напоминая о собственной наготе. Стоило об этом подумать, как дрожь прокатилась по телу, словно организм сообразил, что нам вообще-то холодно.

— Пойдем, малышка, — мужчина мягко поддерживал меня под локоть, помогая подняться по лестнице.

Хоть и прошел целый год с момента, как я была гостем в этих стенах, детали обстановки и расположение комнат не забылись.

— Твоя комната, — проговорил Паук. — Пойдем, моя малышка.

То, эти слова были произнесены не оставляли сомнений — на этот раз Паук окончательно заманил жертву в свои сети. И самое ужасное заключалось в том, что мне это нравилось. Спальня была той же самой, в которой я ночевала год назад. Казалось, время развернулось и перенесло случайную путницу в прошлое. Здесь ничего не изменилось, разве что шторы на окне теперь были темно-бордовые, бросающие зловещие тени на стены, да кресла переместились ближе к окну.