– Да неужели?
– отозвался прапорщик.
– А скажите, майор, кто она была, его мать?

– Миссис Кэтрин, болван, - сказал Вуд.

– Ах, вот оно что! Ну, так недаром же говорится: яблочко от яблони недалеко падает - ха-ха!

– Иное яблочко и подобрать не грех, - лукаво подмигнул мистер Вуд; и Макшейн, поняв намек, щелкнул себя пальцами по носу в знак того, что полностью одобряет соображения своего командира.

Покуда Биллингс подковывал гнедую кобылу, мистер Вуд успел подробно расспросить его о мальчишке, только что подвергнутом порке, и к концу разговора уже нимало не сомневался, что этот мальчишка - тот самый, которого семь лет тому назад произвела на свет Кэтрин Холл. Кузнец обстоятельно перечислил ему все добродетели своей покойной жены и все многообразные грехи приемного сына: он и драчун, и воришка, и сквернослов, и лгун, каких поискать; и хоть по годам самый младший в доме, а уже портит своим примером других. А теперь с ним и вовсе не стало сладу, и он, Биллингс, твердо решил отдать его в приходский приют.

– За такого щенка в Виргинии можно бы получить десять золотых, вздохнул мистер Макшейн.

– В Бристоле и то отвалили бы не меньше пяти, - задумчиво отозвался мистер Вуд.

– А что, может, стоит взять его?
– сказал мистер Макшейн.

– Может, и стоит, - отозвался мистер Вуд.
– Прокормить-то его недорого встанет - шести пенсов в день за глаза довольно. Мистер Биллингс, обратился он к кузнецу.
– Вы, верно, удивитесь, узнав, что мне хорошо известна вся история этого мальчика. Мать его - ныне покойная - была девица знатного рода, чья судьба сложилась несчастливо; отец - немецкий вельможа, граф Гальгенштейн.

– Он и есть!
– вскричал Биллингс.
– Такой белокурый молодой человек, он сам привез сюда ребенка, и еще с ним был драгунский сержант.

– Граф Гальгенштейн. Умирая, он завещал мне позаботиться о его малолетнем сыне.

– А завещал ли он вам деньги на уплату за его содержание в течение семи лет?
– спросил мистер Биллингс, заметно оживившийся от этой мысли.

– Увы, сэр, ни пенса! Более того, он мне остался должен шестьсот фунтов; не так ли, прапорщик?

– Шестьсот фунтов, клянусь своим геррбом! Как сейчас помню, когда он явился в дом вместе с поли...

– Да что толку вспоминать!
– перебил мистер Вуд, бросив на прапорщика свирепый взгляд.
– Шестьсот фунтов долгу мне; где уж ему было думать о плате вам. Но он просил меня разыскать ребенка и взять его на свое попечение. Вот теперь я его нашел и готов взять на свое попечение, если вы отдадите его мне.

– Эй, пошлите-ка сюда нашего Тома!
– крикнул Биллингс. Не прошло и минуты, как малец вошел и остановился у двери, насупясь и весь дрожа, как видно, в ожидании новой порки; но, к его удивлению, приемный отец спросил его, чего он хочет, уехать с этими двумя джентльменами или же исправиться и остаться в родном доме.

Мистер Том не стал мешкать с ответом.

– Не желаю я исправляться, - крикнул он.
– Хоть с самим чертом уеду, только бы не оставаться тут с вами.

– И тебе не жаль разлучиться с братьями и сестрами?
– спросил кузнец, потемнев от обиды.

– К черту их всех - я их ненавижу. Да у меня и нет ни братьев, ни сестер и никогда не было.

– Но ведь мать у тебя была, Том, добрая, хорошая мать!

Том замялся, но ненадолго.

– Она умерла, - сказал он.
– А ты меня бьешь, и я лучше уеду с этими людьми.

– Ну и ступай себе, коли так, - в сердцах крикнул Биллингс.
– Ступай на все четыре стороны, неблагодарная ты скотина; если эти джентльмены хотят тебя взять, пусть берут на здоровье.

Переговоры длились недолго; и на следующее утро отряд мистера Вуда продолжал путь уже в количестве трех человек: кроме него самого и прапорщика Макшейна, на гнедой кобыле ехал теперь семилетний мальчуган; так, втроем, и подвигались они по Бристольской дороге.

* * *

Мы уже говорили об остром приступе материнских чувств, приключившемся вдруг с миссис Хэйс, и о том, что она твердо решила вернуть себе сына. Судьба, неизменно благосклонная к нашей удачливой героине, позаботилась о ней и на этот раз и прямехонько привела мальчика в ее объятия, избавив ее от расходов хотя бы на карету или верховую лошадь. Деревня, где жили Хэйсы, находилась невдалеке от дороги на Бристоль, куда теперь держали путь мистер Вуд и мистер Макшейн, следуя благородному побуждению, намек на которое был дан выше. Около полудня они поравнялись с домом судьи Балланса, того самого, что некогда едва не погубил прапорщика, и это послужило достаточным поводом, чтобы доблестный воин тотчас принялся в сотый раз подробно и со вкусом повествовать о своих злоключениях и о том, как миссис Хэйс-старшая вмешалась и выручила его.

– А не заехать ли нам навестить старушку?
– предложил мистер Вуд.
– Мы теперь ничем не рискуем.
– И так как прапорщик, по обыкновению, согласился с ним, они тут же свернули на проселок и с наступлением сумерек достигли знакомой деревни. В трактире, где они расположились на отдых, Вуд навел нужные справки и узнал, что стариков уже нет в живых, а дом и мастерская принадлежат теперь Джону Хэйсу и его жене; попутно выяснились также кое-какие подробности семейной жизни последних. Над всеми этими сведениями мистер Вуд сосредоточенно размышлял некоторое время, и наконец выражение торжества и ликования осветило его черты.

– Знаешь что, Тим, - сказал он своему сподвижнику, - пожалуй, нам удастся выручить за мальчишку побольше пяти золотых.

– Само собой!
– подхватил Тимоти Макшейн, эсквайр, всегда готовый вторить всему, что бы ни сказал его "майорр".

– Само собой, дурак! А каким образом? Вот этого-то ты и не знаешь. Слушай же: Хэйс человек зажиточный, и...

– И мы его опять арестуем - ха-ха!
– загоготал Макшейн.
– Честь моя порукой, майорр, вы великий стрратег и полководец!