Фаня настаивала и убеждала, поднимая вверх молочно-светлое лицо с большими серьезными черными глазами.

– Пожалуйста, не возражайте, тетя Лея. В этот день вы должны выглядеть прилично перед гостями.

У тети Леи через несколько дней день рождения, и Фанечка взялась ушить чудом сохранившееся выходное платье.

– Я должна Вам сказать, - продолжала щебетать Фаня, - что после того, как вы похудели, фигура Ваша безусловно привлекает внимание. А красота не должна пропадать. Она должна радовать окружающих.

– О какой фигуре и красоте ты говоришь, какие гости?
– печально проговорила тетя Лея. В глазах ее блестели слезы. Она не смогла их удержать. Она похудела от горя, после того, как убили ее единственную дочь.

Но Фаня не унималась. Она ловко хлопотала вокруг тети Леи, на которой платье висело как на вешалке. По тому, как решительно и умело она делала свое дело, виден был изрядный, несмотря на совсем еще юный возраст, опыт.

– Ну вот. Я, как будто, все пометила. В четверг буду у дяди Велвла и все прострочу на швейной машине.

Мендл почувствовал, как после многомесячного напряжения расслабились его нервы, успокоилось сердце. Он оказался на крошечном, никем и ничем не защищенном островке, где люди еще по-прежнему дарили друг другу улыбку, не забывали думать о своей внешности для себя и для окружающих, как раньше, хотели видеть у себя гостей. Это был как бы неосознанный призыв к вере, призыв не сдаваться, призыв выстоять, и выстоять назло всем чертям. И это в то самое время, когда со всех концов, вкруговую, на этот светлый пятачок направлены обагренные еще не остывшей кровью родных и близких штыки озверелых убийц.

Прибежала Соня с новостью. Она буквально влетела в комнату и, не раздеваясь, свалилась на первый попавшийся ей стул. Увидела Менделя и бросила небрежно, чтобы быстрее перейти к главному:

– Здравствуй, Мендл! Хорошо, что ты пришел.

Тетя Лея и Фаня прекратили свое занятие и с тревожным видом ждали, что скажет Соня.

– Пожалуйста, не спрашивайте меня, откуда это известие, - начала Соня почти шепотом, задыхаясь от волнения.

Она откинула назад теплый платок, встряхнула головой. Обретя свободу, крупные, черные локоны расположились вокруг раскрасневшихся щек.

– Ну?! Мирке гиб лушн!12 Что случилось?
– не вытерпела тетя Лея.

– Так вот! Мы все слышали не раз: "Сталин капут!", "Советы капут!", "Москва капут!" Лапки кверху, и все тут! Сукины сыны! Думают, все для них будет так просто! Они, видите ли, уже поставили Советский Союз на колени! Скоро, видите ли, весь мир будет жить так, как этого хотят фашисты! А шиш не хотите, гадюки вонючие!

– О, господи, может ты, Сонька, разродишься, наконец, и скажешь нам, что случилось?
– Фаня нервно забросила назад свою длинную косу.

Соня не могла так сразу рассказать о самом главном. Ей нужно было сполна насладиться потрясающей новостью. В этом была ее органическая потребность, потребность быть хотя бы немного отмщенной, отмщенной за всех, за мать, которая была зверски убита в первые же дни после занятия Весиловки. Она всячески смаковала происшедшее. Таинственная новость притаилась в блуждающих бликах ее возбужденного взора и готова была вот-вот вырваться наружу сногсшибательной сенсацией.

– Подожди, сестренка, подожди, дай сказать!

Соня дышала часто и не могла успокоиться.

– Я с самого начала не верила этим скотам, что Москва в их руках. Оказывается, - Сонины щеки горели, глаза блестели.
– Оказывается, седьмого ноября Москва праздновала годовщину Октябрьской революции, и был парад на Красной площади. А вот час тому назад я узнала - передали по радио - наши под Москвой перешли в наступление. Вот вам и "Москва капут"! Собаки паршивые!

Фаня и тетя Лея бросились обнимать Соню. Они опрокинули стул, и все вместе оказались на полу.

А Соня, забыв о конспирации, в порыве получить, наконец, полное удовлетворение, позволила себе громко со страстью торжественно провозгласить:

– Но это, девочки и мальчики, еще не все! Наши войска взяли город Калинин! Стойте же, вы меня задушите и не узнаете последнего! Передача велась, знаете откуда? Она велась из самой Москвы!

– Но откуда ты все это узнала?
– Фане необходимо было это знать, чтобы убедиться в достоверности радостного известия.

– Вот это уж, извините, - секрет.