Да, два месяца мы работали и жили в Ладоге под Витиным руководством. Вначале нас поселили в Клементовскую башню крепости. Лето было жарким, и днем в башне было хорошо и прохладно. Только нам редко приходилось пользоваться этой привилегией, ибо работать нужно было на солнцепеке. Ночью же мы дрожали от холода в своих спальных мешках в этом каменном мешке. По утрам, чтобы согреться, мы переплывали «седой» Волхов туда и обратно, что оказалось не столь уж и трудным делом. Честно говоря, седым он был до того, как дедушка Ленин решил построить на Волхове, в пятнадцати километрах от Ладоги, электростанцию. После этого волховские пороги, изза которых его и прозвали «седым», ушли под воду, как и днепровские, так хорошо описанные Константином Багрянородным!5

Правда, мы решились переплывать Волхов не сразу, а спустя неделю после приезда. Нас пугали местные жители какими-то водоворотами, ключами, но мы, единожды переплыв его, выполняли эту процедуру дважды в день. Мы – это Витя, я и мой сын-подросток 14 лет. Александр Викторович в этих экзерсисах не участвовал. Он в это время (втихаря от Вити) выпивал свои утренние и вечерние «наркомовские» сто грамм. Витя догадывался об этом, но скандала не поднимал, ибо кому-то надо было делать «деревяшку».

Когда мы покоряли Волхов в первый раз, Витя плыл классическим брассом, не глядя по сторонам. Его снесло течением, и он вернулся назад спустя полчаса. Я же «молотил» вольным стилем, т.е., как собака, тюлень и кошка одновременно, но плыл под углом к течению, и меня не снесло. Отдохнув немного, я таким же манером вернулся обратно, и мы с Александром Викторовичем стали ждать Витю. Вот он своим классическим брассом доплывает до берега и торжественно объявляет:

– Ну, все! Волхов покорен!

– Да, – кивает Александр Викторович, – покорен, но первым его покорил Александр Филиппович!

– Как это? – удивился Витя. – Не может быть! Вы меня разыгрываете? Так и не поверил до тех пор, пока я не сплавал туда-обратно у него на глазах.

Как и подобает шизоиду, он делился с малознакомыми людьми интимными подробностями своей жизни. Так, при нашей первой встрече он сразу рассказал мне все о себе, о своей семье, даже о неудачнике (по его понятиям) брате, капитане океанского судна, который «кормит чужого ребенка»!

И про маму, которая (тут Витя начинал копировать ее голос) вошла в такой возраст, что начала «усыхать»!

– Представь себе, сколько ей еще «усыхать», если сейчас она весит 120 килограммов?

Про Таню, Зиночку и Степашку с Толиком и говорить нечего. Эти имена были у него на устах постоянно. Витя жил на два дома: то у Тани, матери Степашки и Толика, то у себя.

У него была привычка покупать понравившиеся ему вещи в количестве, кратном пяти, – 5, 10, 15, но одевался он всегда почти, как бомж. Я все время видел его в одной и той же вязаной шапочке, одних и тех же брюках и, в зависимости от сезона, старом пальто или плаще. Он занашивал их до дыр, а новые вещи складывал в своей квартире. Так же он поступал и с инструментом. Если нужно было для работы какое-либо приспособление, он говорил:

– Это надо искать в «верхних» слоях! Если найду, то принесу!

– Надо будет поискать в «нижних слоях» или в «средних»!

Я воспринимал это как фигуру речи, пока не побывал в его купчинской квартире. Сам он ни к кому в жилище не заходил и никого к себе не приглашал. Объяснение было довольно абсурдное, но в рамках его «кривой логики»:

– А вдруг тебя «обнесут», и ты подумаешь на меня!

Витя упал с крыши и разбился насмерть. Нелепая ошибка – зацепился валенком за завернутый лист железа, тело изменило направление движения, и он полетел вниз.

После похорон Таня попросила меня помочь вынести из его квартиры мусор. Я легкомысленно согласился, о чем потом сильно пожалел. Воочию убедился, что «слои» действительно существуют, только их было не три, а тридцать три. Однокомнатная квартира улучшенной планировки почти под потолок была забита разным хламом. Наряду с хорошими вещами и одеждой, электроинструментом, бытовой техникой, было столько «дерьма», что ни пером описать. Передвигаться приходилось, как по поверхности Луны. Кратеры резко сменялись впадинами, в которые я проваливался по пояс. Трудился я в поте лица неделю, но успел расчистить только прихожую и часть комнаты. В кухню и ванную пробиться мне так и не удалось. К моему счастью (а Таниному несчастью), объявилась первая жена Вити – некая «блондинка» Зиночка, о которой я неоднократно слышал, но ни разу не видел. Квартиру эту они с Витей получили когда-то на двоих, работая в СМУ. Зиночка сразу же наложила на квартиру свою, не скажу «лапу», но «твердую женскую руку», забрала у Тани ключи, и дальнейшие работы по очистке проводили ее знакомые мужики со стройки. Ну, а мне и легче!

Да, «усох» первым Витя, а мамаша, как выразилась Таня:

– «Тихой сапой» вступила после его смерти в права наследства четвертой части квартиры. Ну, прямо как Достоевский с его «куманинским наследством»!

А бедный Степашка так и остался без длинной «Нивы»!

«Дубовая роща»

Когда я (после службы в армии) поступил на подготовительное отделение университета, Валера Семенов сразу меня предупредил:

– Пропишешься в общаге и бегом в военкомат. Просись на летние сборы офицеров запаса. Хотя бы одну звездочку офицерскую получи, и всё: «военка» тебе не грозит!

Не воспользовался я его советом, о чем потом не раз пожалел, потому что не представлял себе, что это такое – « военка» или военная кафедра.

В бытность мою в университете ходила легенда, что на юбилей этой самой кафедры студенты преподнесли в дар руководству картину «Дубовая роща». В легенде не упоминалось, правда, чьей кисти была картина, но явно не Шишкина. А, скорее всего, и не было никакой картины, просто студенты этой «легендой» хотели подчеркнуть тупость военных. Честно признаться, у офицеров кафедры интеллект был выше, чем у армейских, но «перлы» они выдавали иногда такие, что хоть за бока хватайся. Например, на вступительном занятии по военному переводу майор Яцек сказал буквально следующее: