Другой выдающийся нейробиолог, Дэвид Ингвар, придумал чеканное, но экстравагантно звучащее определение – «Память будущего» – для таких предсказательных нейронных моделей, моделей тех вещей, которые грядут5. Говорят – верно или ошибочно, – что префронтальная кора – структура мозга, которая занимает центральную роль в сборке «памяти будущего» из фрагментов «памяти прошлого», именно она делает нас людьми. Не будучи большим поклонником антропоцентрических взглядов, представления об исключительности человека, я склоняюсь скорее к взглядам градуалистов относительно развития признаков в процессе эволюции. И, опять-таки, не будучи специалистом по приматам, я обращаюсь к своим, безусловно дилетантским, наблюдениям над теми, кто у меня есть, – над собаками. Мой покойный бульмастиф Брит мог развивать какую-никакую модель будущего, но только на несколько минут вперед. Брит видел, что я беру поводок, собираясь с ним гулять, и спешил из своего угла в квартире, чтобы проглотить корм, в предвосхищении того момента, когда он будет разлучен со своей миской. Но Брит начал так себя вести только в зрелом, по собачьим меркам, возрасте: ему было восемь или девять лет, когда у него развилась рудиментарная «память будущего». Когда я это пишу, моему новому щенку английского мастифа Брутусу 11 месяцев и у него еще нет и проблеска подобного предсказательного поведения. Похоже, что у собак даже рудиментарная «память будущего» формируется очень медленно и у них нет способности для долгосрочного предсказания.

Существует одна территория, на которой мои градуалистические предположения не работают или, по крайней мере, их можно оспорить, – это речь, или язык. Было предложено немало теорий об эволюционных предпосылках развития языка, но все они часто упускали из виду предупреждение Ноама Хомского о том, что если и есть отличие речи от других систем коммуникации, то это ее созидательная способность6. В человеческой речи может генерироваться почти бесконечное количество выражений, которые необязательно отражают эмпирическую реальность, но могут касаться несуществующих вещей или вообще невозможных – «трехголовые пурпурные единороги отрицательного возраста летят со скоростью гусеницы с Марса на Сатурн на магическом ковре, приводимом в движение солнечной энергией, обратно во времени» (я только что все это выдумал). Такая созидательная способность является уникальным свойством префронтальной коры, и ее позднее возникновение в процессе эволюции позволило развиться истинному языку, этим неделимым кирпичикам Лего. Человеческая речь также обладает емкостью для рекурсии, и это делает возможным создание лингвистических структур, в которых завершенные высказывания помещаются в более крупные, подобно матрешке: «Трехголовые пурпурные единороги отрицательного возраста, ожидающие встречи с безголовыми полосатыми многорогами положительного возраста, летят обратно во времени со скоростью гусеницы с Марса на Сатурн на приводимом в движение солнечной энергией магическом ковре, который смастерил крылатый мастодонт на Луне». Построение рекурсии и особенно множественных рекурсий (вот пожалуйста – рекурсия, куда же без нее!) – это, по существу, иерархический процесс, и сборка познавательных иерархий также происходит под контролем префронтальной коры. Сомнительно, чтобы организм без хорошо развитой префронтальной коры мог бы создавать рекурсивные лингвистические структуры7. Хомский доказал, что рекурсия – способность к иерархической организации – является универсальной характеристикой всех языков. Даже если это предположение, в его абсолютной форме, с тех пор оспаривалось, спор, который сам по себе оспаривался (опять рекурсия!), рекурсия представляет собой несомненное свойство большинства языков8.

Способность составлять новые конфигурации из элементов старых идей является необходимой для создания новых представлений и концепций, которые, в свою очередь, необходимы для креативности. Именно так появились на свет продукты человеческого воображения, вымыслы вроде русалочки (наполовину человек – наполовину рыба, встречается в легендах и сказках) и единорога, и именно так рождались многие научные идеи, технические изобретения и художественные творения. Как мы уже знаем, новые идеи, решения и художественные произведения не появляются в вакууме. В очень большой степени они возникают как новые конфигурации из элементов ранее сформированных идей, решений и художественных произведений. Префронтальная кора уникальным образом оснащена для комбинирования и сборки кусочков ранее приобретенных знаний и идей новыми способами. Префронтальная кора не нужна для того, чтобы вызвать мысленное представление о человеке или рыбе; они обосновались в опыте. Но префронтальная кора необходима для конструирования мысленного изображения русалочки или единорога, продуктов человеческого воображения, которые не основывались на опыте. Это может прозвучать легкомысленно, но можно считать значимые научные идеи и художественные концепции русалочками и единорогами человеческого воображения.

В своей книге «Sapiens. Краткая история человечества» Юваль Ной Харари9 размышляет о природе «революции познания», которая, предположительно, имела место около 70 тысяч лет назад и привела к лавине изобретений: это лодка, масляная лампа, лук и стрела, иголка – все, что в конце концов указывало на появление «современного человека». Где корень этой революции? Харари и многие другие верят, что была мутация, которая затронула мозг Homo sapiens и даровала этому виду (нам) господство – не всегда благоприятное – над всеми, от представителей царства животных до других видов гоминид, населявших в то время различные части Евразии. Например, над неандертальцами, денисовским человеком, Homo erectus и некоторыми другими. Как именно эта гипотетическая мутация изменила человеческий мозг? Мы точно не знаем, и любые попытки ответить на этот вопрос являются предположением, но правдоподобный ответ предлагает знаменитая статуэтка человекольва из слоновой кости. Об этой статуэтке Харари также рассказывает в своей книге. Это изображение существа с человеческим телом и головой льва (предположительно, в те времена в Европе обитали пещерные львы) (рис. 4.2).

Рис. 4.2. Пещерный человеколев

Один из самых ранних примеров доисторического изобразительного искусства, человеколев был обнаружен в пещере в горах Холенштайн, в Германии. Его возраст составляет 30–40 тысяч лет. Создание этого отдаленного предка русалочки, скорее всего, потребовало хорошо развитой префронтальной коры, точно так же, как развитие языка, в соответствии с определением Хомского, поскольку и для одного, и для другого требуется созидательная способность, подобная манипулированию кирпичиками Лего. Как мы уже обсуждали, никому не нужна эта способность, чтобы представить себе человека, или рыбу, или льва, поскольку эти представления пришли из реальности и, таким образом, укоренились в реальном опыте. Но образ русалочки не основан ни на реальном опыте, ни на изображении человекольва, поскольку такие создания не существуют в физическом мире. Эти образы должны были быть по-настоящему сотворены путем комбинирования элементов старого для получения de novo конфигурации, которая не соответствует ничему виденному ранее. Какие бы другие свойства этой загадочной мутации ни были дарованы человеческому мозгу, ее влияния на лобные доли не могло не быть – или, вероятно, оно должно было быть. Некоторые палеоантропологи полагают, что неандертальцев обрекла на вымирание их неспособность адаптироваться к меняющемуся окружению. Многие поколения, тысячелетиями они придерживались той же самой диеты и практиковали те же приемы охоты. Способность меняться, ментальная гибкость, которая контролируется развитыми лобными долями, отсутствовала10. Другой древний человек, Homo erectus, обитавший в Восточной Азии почти два миллиона лет назад, продолжал делать, как пишет Харари, те же самые инструменты в течение всех этих тысячелетий, без малейших модификаций.

Харари предполагает, что отдаленным проявлением Революции Познания стала способность Homo sapiens создавать познавательные вымыслы (или «социальные модели», или «воображаемую реальность»), модели, которые прямо не соотносятся ни с какой физической, испытанной на опыте реальностью. В их наивысшем выражении примерами таких моделей являются понятия «закон», «государство», «общество» и «религия». Какими бы сложными и неосязаемыми физическими чувствами ни были эти концепции, они все начинались с «человекольва» или «русалочки», в которых продукт чьего-то воображения только на один шаг отступал от ощутимого физического мира. Потом этот процесс, в котором участвовали отдельные личности и разные поколения, повторялся на все более высоком уровне абстракции и все более удалялся от осязаемой физической реальности [2] .

Таким образом, если и случилась критическая мутация, которая повлияла на мозг и превратила древнего Homo sapiens в современного Homo sapiens sapiens, то она, вероятнее всего, затронула префронтальную кору, наделила ее подобными Лего свойствами для сборки различных компонентов мысленного представления, по желанию индивидуума, и постепенно предоставляла все больше свободы от ограничений физической реальности. Необъяснимым образом это обратило причинную связь. Если более ограниченное познание ограничивается мысленными представлениями, отражающими физический мир, то познание, направляемое префронтальной корой и связанными с ней структурами, произвольно собирает мысленные представления, или «воображаемую реальность», проявляя поведение, которое в конце концов меняет физическую реальность в соответствии с этими познавательными вымыслами.

И отдельная инновация с умеренными последствиями, и штамповка «социального вымысла» с колоссальным влиянием на общество полностью зависят от способности организма комбинировать старые элементы в новые конструкции, и это, в свою очередь, требует хорошо развитой префронтальной коры. Хотя у других видов млекопитающих могут быть относительно развитые лобные доли, их развитие достигло наивысшей точки у Homo sapiens sapiens. Благодаря этому произошла Революция Познания и возник современный язык.