Я погладил ее клитор, когда снова вошел в нее. Мое тело жаждало двигаться еще сильнее, и ее тоже, но я сдерживался, не желая причинить какой-либо длительный ущерб.

Черт. Какого хрена Серафина делала со мной?

Она смотрела мне в глаза, как будто могла найти там спасение, но мы оба были прокляты, и я с каждым днем приближал ее к проклятию.

Мои яйца ударялись о нее с каждым толчком, и я терял контроль не только над своим гребаным членом, но и над всем остальным. Серафина все еще была напряжена и стонала нерешительно, боль сильнее удовольствия. Требуя ее губы для поцелуя, я потерял контроль и кончил с сильной дрожью.

Она задрожала в моих руках, когда мой член дернулся внутри нее. Я прижался лбом к ее лбу, оставаясь внутри на несколько мгновений. Ее теплое дыхание овевало мои губы, и, наконец, я вышел из нее. Ее хныканье заставило меня поцеловать ее лопатку. Затем я поднял ее на руки.

Я отнес ее на кровать и уложил, потом прижал к спине, и она позволила мне. Она молчала. Я провел кончиками пальцев по ее гладкой руке. Ее сладкий аромат смешался с моим и мускусным запахом секса. Идеальная смесь.

— Теперь тебе лучше? Боль помогла? — прошептал я, уткнувшись в ее лопатку, и снова поцеловал ее. Не знаю, почему мне так захотелось ее поцеловать, но я просто не мог остановиться.

— Нет, — тихо ответила она.

— Я мог бы тебе это сказать.

— Ты знаешь все о боли и ее последствиях, не так ли?

— Не думаю, что один человек может знать о боли все. Каждый чувствует боль по-разному, реагирует по-разному. Любопытная вещь.

Тело Серафины еще больше расслабилось в моих объятиях.

— Я предпочитаю боль. Это не заставляет меня чувствовать себя такой виноватой, как удовольствие.

Я зарылся носом в ее волосы.

— У тебя нет причин чувствовать себя виноватой.

Она ничего не сказала и в конце концов ее дыхание выровнялось. Я осторожно поднял голову и увидел, что она спит. Ее светлые ресницы затрепетали, лицо успокоилось. Я никогда не понимал привлекательности наблюдения за тем, как кто-то спит, всегда находил это скучным, недостающим. Я был чертовски неправ.

Я продолжал гладить ее руку, потом снова поцеловал. Блять. Как я собирался вернуть ее? Я откинул голову на подушку. Несмотря на долгую ночь, я не чувствовал усталости, но не мог заставить себя встать с Серафиной на руках.

Закрыв глаза, я позволил себе расслабиться. Я уже задремал, когда Серафина пошевелилась и рывком разбудила меня. Она напряглась в моих объятиях.

— Странно, когда твои кошмары менее ужасны, чем реальность, — прошептала она.

— Я прожил это, Ангел. Это делает тебя сильнее.

— Жаль, что ты не взял меня в первый же день, в подвале, на грязном матрасе, как шлюху.

Слова вырвались из ее горла, как будто каждый слог был чистой агонией.

Я напрягся, поворачивая ее к себе, чувствуя себя чертовски злым. На мгновение Серафина отпрянула от силы моей ярости, но потом встретилась со мной взглядом. Она неподвижно лежала на боку, глаза ее были полны боли.

— Ты не шлюха. Твоя чертова девственность это все, что имеет значение для твоей семьи?

— Дело не только в том, что я больше не девственница, — прошептала она. — Это то, кому я отдала ее. Они не поймут. Они не простят. Они возненавидят меня за то, что я сделала.

— Разве они не должны радоваться, что ты не страдала от боли и унижения? Ты поддалась удовольствию. Ну и что? Все они грешили еще хуже, даже твой брат, особенно твой жених. Какое они имеют право судить тебя?

Она медленно моргнула. Затем она удивила меня, наклонившись вперед и поцеловав меня. Нежный поцелуй. Мягкое ничто, которое, казалось, было всем. Мои брови сошлись на переносице, пытаясь оценить ее настроение.

— Я запуталась, Римо.

— В моей записке говорилось, что я вырвал у тебя невинность, что ты сражалась со мной, изо всех сил, и что я наслаждался каждой секундой, когда ломал тебя.

Она затаила дыхание, глядя мне в глаза.

— Ты говоришь так, будто изнасиловал меня. — она сглотнула.

— Почему ты солгал?Потому что это причинит моей семье еще больший вред?

Я мрачно улыбнулся.

— Боюсь, твоя семья была бы еще более раздавлена, если бы узнала, что ты отдалась мне добровольно.

— Они возненавидят меня.

— Теперь ты можешь решить, что скажешь им, когда я верну тебя к ним.

— Ты сделаешь это? — тихо спросила она.

Я отстранился, сел и повернулся к ней спиной.