Шрифт:
Кровавая усмешка, где НАТО гарнизон?
Забили сапогами, загнали в уголок,
Плевали на свободу, международный долг.
Деньгами проплатили – "зелёностью" купюр,
В свободу приодели, одели "от кутюр".
Правители меняются, меняется эпоха,
Рождается на свете младенец – чудо-кроха,
Он вырастет когда-то и будет узнавать,
За что в народ стреляли, убили его мать?
Битва добра и зла.
Русью славянской, держащей набеги монголо-татар,
Степь с ковылём и полынью пахнула в полуденный жар.
Тихо спустилось мгновенье в пространство стрелой,
Русские флангами шли на предутренний, яростный бой.
Горькой насмешкой звучало трещание хитрых сорок,
Ворон кружил в поднебесье – смертельный пророк.
Копья на древке тяжёлом блистали кровавым огнём,
Травы измяты спокойным до битвы красавцем конём.
Взгляды врагов сходились под натиском страха и зла,
Князя Владимира Русь православная верой чиста.
Гордо враги поносили дружину великих князей,
Души язычников гиблых под солнцем славянских полей -
Грязью смердили зловонной, как старый шаман,
Бил вдалеке от ватаги своей в небольшой барабан.
Битва!
Полка и стихи.
Кирпичи бумажным прессом,
В ряд на полочке стоят.
На столе валялась пресса,
Что ни новости, то яд!
Пылью пепельной покрыта -
Знаний сборная из книг,
Вымыть их? Но, где корыто?
Нет корыта? Будет стих!
Сказочный конец.
Поздняя сирень сгустками соцветий,
Долго ожидала летнего дождя.
Хуже ничего нет на белом свете -
Градины скользнули, топором рубя.
Сломанные ветки на газоне мокром,
Словно панихиду отслужил отец.
Туча уходила от сирени боком:
"Вот тебе июньский, сказочный конец!"
Туча нависла грудью кормящей…
Туча нависла грудью кормящей,
Сверху над степью, как гордая мать.
Травы, поникшие, воду обрящут,
Жажду утопят – вновь благодать!
Сочными клочьями зелень осоки,
С острыми бритвами жёстких листов,
Твёрдо стоит на дернистом пороге,
Хищной защитой от сельских коров.
Дождь напоил, не спеша, разнотравье,
Нежными каплями, тонкой струёй,
Степь утолила простое желанье,
Туча ушла, оставляя покой.
Сон глубокий уносится прочь…
Кипарисовый ствол телевышки,
На распорках канатных стоит.
Обжигает краснеющей вспышкой,
Ночь туманную ламп колорит.
Нет движения – город в покое,
Успокоен прохладой сырой.
Замерзающий, пьяненький воин,
Пробежал, спотыкаясь, домой.
Отработанной жизни пылинки,
Оседали на плоскости крыш,
Прилипая к железной пластинке,
Водосточных, израненных ниш.
Соты окон хрущёвского улья,
Тёмным мёдом заполнила ночь.
Отдых лучше дневного разгулья,
Сон глубокий уносится прочь…
Утро.
Зарисовка. Запахи.
Запах лосьона, кожаной куртки,
Дезодоранта и женских духов,
Стойкость бензиновых, лёгких паров,
Въелся в обивку новой маршрутки.
Улица. Свежесть. Нотки сирени,
Тополя почки, терпкость растений -
В клетке газона, где маленький сад,
Сочный пион распустил аромат.
Лавка пивная с просроченной рыбой,
Душно пахнула, сбивая с пути,