Шрифт:
Эрида стащила с полки огромный том. Она могла держать книгу, только обняв ее обеими ручонками.
— Хочу читать это, — заявила она.
— Книга Тысячелетий. Да, это подходящее средство от жестокости. Садись.
И так Эрида научилась читать. Всю остальную свою жизнь она не читала других книг, кроме этой первой книги. Книга Тысячелетий состояла из наставлений Богини своим смертным дочерям. Текст состоял из двух колонок, каждая на своем языке, двух разных цветов. Левая колонка была написана на секретном языке Внутреннего храма. Правая колонка синего цвета была написана на обычном языке Отечества. Ему-то Эрида и научилась сначала.
Граф Радо завтракал в одиночестве. Было уже за девять, а принцесса вставала рано. Латц накрыл ему в большой обеденной зале за дубовым столом, за которыми уместилась бы сотня гостей.
Облачка скрывали утреннее солнце. Радо пил чай и считал птиц, осаждавших высокие окна восточной стены залы. Шел десятый час, а Шип все не появлялась. Граф позвал старого дворецкого.
— Милорд? — спросил Латц.
— Вы можете сделать ванну?
— Да, конечно.
— Сделайте горячую ванну для моего человека.
— Мы сделаем ванну на кухне.
— Нет, сделайте в моей комнате, — быстро сказал Радо. — Бедняга Шип стесняется своих изъянов.
Латц понимающе кивнул головой и удалился.
Радо подождал, пока последний из вереницы слуг с ведрами не пройдет вниз, и открыл дверь в спальню.
— Я знала, что вы придете, — сказала Шип. Она сидела в деревянной ванне спиной к двери.
— Ты знала? — ухмыльнулся он.
— Вам присуще вторгаться… Закройте дверь, милорд.
В камине горел огонь. Радо пошевелил кочергой и обнаружил горевшую одежду. Шип сжигала свидетельства своих ночных похождений.
— Сколько человек ты убила? — спросил Радо.
— Какое это имеет значение? Они предстали перед богами теперь. Важна информация, сообщенная мне Каптис.
Он не спросил ее об информации. Она закрыла глаза и продекламировала:
Корабль с веслами, но некому ими грести, Облака тверды, раскиданные ветряной мельницей, Яд в оправе из золота их так прочно внедряет, Но один человек их иглою сломает.— Факт на острове Прайос в сердце крепости. Мы должны попасть туда на корабле, — сказала Шип.
— Туда допускаются только корабли Братьев, — заметил Радо.
Она глубже погрузилась в воду.
— Это точно.
— Ты представляешь: мы заходим на их корабль и говорим: «Послушайте, нам срочно нужно к Факту», — сказал он.
Шип ничего не ответила. Она пошевелила плечами в воде, а Радо видел, как от нее расходятся волны.
После долгого молчания Шип спросила:
— Вы боитесь умереть, Радо?
— Я об этом не думаю, — ответил он. — Я знаю, что когда-нибудь я умру, и мне жалко будет потерять то, чем я наслаждался в жизни. С другой стороны, выбор времени и места смерти польстил бы моему самолюбию.
— Стихи, которые я продекламировала, взяты из священной книги, известной только жрицам храма. Стих ставит передо мной проблемы. Он не только указывает, как достичь Факта, в нем говорится, что смертельный удар нанесет мужчина. Понимаете? Вы присягнули Указующей Власти выполнить ее приказ, равно как я присягнула служить вам и защищать вас при исполнении приказа. Однако, сознавая ваше значение для выполнения миссии, я не вижу того, что движет вами. Стоит вам отказаться, и все пойдет прахом.
— И если я выйду из игры, ты убьешь меня.
— Да.
— В тебе достаточно ненависти ко мне, чтобы убить меня сейчас.
Она не оспорила этого.
— Ты не включила в свои расчеты того, что я пожелаю выполнить задание.
Она взялась за края ванны и села:
— Почему?
— Прожив в Миести один день и одну ночь, я получил представление о том, что Братья предлагают миру. Это полный набор — благополучие, порядок, магия. Но я должен признаться тебе, Шип-мне-в-бок, эти люди меня пугают. Да, пугают! Представь себе их образ жизни. Никаких таверн, никаких азартных игр, никакого женского общества… никаких лошадей! Проклятье! Благочестие — черта, достойная священников и стариков, но не такое всепоглощающее, как здесь! Ты можешь вообразить, что весь мир будет таким, как Миести? Какие радости останутся мужчине?
— Вы предпочитаете мир образца Портового города?
— Да, черт побери! Если на то пошло, мужчины и женщины должны жить и любить по своему выбору — гнить в мусоре или обедать на золоте! Сражаться за деньги или сражаться за честь! Навоз воняет, но на нем произрастают лучшие цветы — не чета мрамору.
Шип взяла полотенце со стула около ванной и завернулась в него.
— Радо Хапмарк, вы — безнадежный негодяй, но я верю вам. Ко мне вернулась надежда.
Он почесал щеку и спросил: