С будущего года предполагалось рекомендовать эту постановку большинству образовательных учреждений столицы, сейчас решалась ее судьба. Спектакль, длительностью сорок минут, шел без антракта. Главное действующее лицо — бравый усатый Комар с саблей — появлялось дважды: в самом начале постановки, когда герой уходит из родительского дома, и в заключительной части, в тот момент, когда молодая муха-Революция, опутанная Пауком-империалистом, обреченно взывает о помощи…

Второй сигнал одобрения прозвучал в эпизоде, где Революция теряет некогда надежных соратников:

Первый громко рассмеялся, стукнул себя ладонью по колену, — Образцов, почти счастливый, загнул второй палец. Осторожно засмеялись и несколько человек приближенных, а также прыснули в кулаки два офицера в штатском.

Спектакль шел своим чередом, Образцов боязливо косился из-за ширмы: Первый уже довольно долго сидел с каменным лицом. Наступал захватывающий и решающий момент. В течение семи минут кульминации, под звуки тяжеловесной «Ленинградской» симфонии Шостаковича, главный герой лупил кровожадного Паука. Казалось, что еще секунда и Паук все же одолеет храброго Комара, но всякий раз герой каким-то чудом изворачивался и оказывался в преимущественном положении. «Пам, пам, парaрам», — шептал Первый, неулыбчиво двигая усами.

Наконец, кульминация завершилась, Паук оказался повержен, и зазвучала осанна:

Еще через минуту окончилась и сама постановка, тем не менее, последний, третий сигнал одобрения по системе Образцова, после которого можно было считать спектакль благополучно отрецензированным в высшей и последней инстанции, так и не прозвучал. Образцов, потея, принялся нервно оглядываться по сторонам. Ширма запахнулась, повисла тяжелая пауза. Присутствующие ждали реакции Первого, который, поднявшись со стула, сосредоточено раскуривал трубку.

— Товарищ Образцов, — сказал Первый, — выйдите к нам, пожалуйста. У нас к вам творческое предложение. Знаете, товарищ Образцов… — Первый пыхнул трубкой и обнял собеседника, — нам кажется, в спектакле не хватает немножко иносказания, метафоры немножко не хватает. Вы не находите?

— Нахожу, товарищ Первый, — согласился Образцов.

— Нам кажется, в постановку нужно добавить чуточку… — Первый посмотрел по сторонам, — чуточку соли. Вы согласны?

По спине Образцова побежала ледяная струйка. Раз уж Первый говорит, что в спектакле нет соли, это… это… ну, приговор, в общем. Образцову вдруг захотелось упасть на пол, уползти тараканом, улететь мухой, забиться в щель, но он нашел силы, чтобы ответить:

— Согласен, товарищ Первый. Разрешите, мы сегодня же займемся.

Первый отпустил Образцова, и тот на бумажных ногах вернулся к ширме.

— Вы знаете, у нас есть прекрасная задумка, — сказал Первый. — Небольшая притча о статуе и жуке… Вам сегодня передадут текст сцены. Вставьте ее куда-нибудь на свое усмотрение. Не возражаете? Вот и хорошо… И еще, нам кажется, это очень полезная, нужная постановка. Мы будем рекомендовать ее детям… Вы не против?

— Спасибо, товарищ Первый, — поблагодарил разом оживший Образцов и мысленно загнул третий палец.

Присутствующие стройно зааплодировали.

— Вот еще… — Первый взмахом руки восстановил тишину, — вы не могли бы подарить нам этого… Комара… Он нам понравился… — Первый кивнул в сторону, — оставьте у помощника…

С этими словами Первый не прощаясь двинулся к двери, по дороге жуя трубку и о чем-то сосредоточенно размышляя.

Когда поздно ночью он вернулся на дачу, кукла лежала на диване. Первый потянул рычаги, чтобы вдохнуть в нее жизнь. Кукла зашевелилась, открыла глаза и даже, кажется, задышала. Вблизи их сходство показалось карикатурным. Более того — оскорбительным. Первый сильно потянул за бутафорские усы. Кукла вдруг заартачилась. Первый повторил попытку, — кукла не сдавалась. Она взялась вращать головой, упрямым сопротивлением распаляя хозяина. Первый неуклонно, вовсе не желая теперь отступать, решил все же добиться своего. Он бросил куклу под ноги, придавил сапогом и намотал злополучные усы на палец. Усы, наконец, поддались: хрустнул и полез волос, треснула, осыпаясь и обнажая папье-маше, краска. «Ну, слава Богу!» — подумал Первый. Он отшвырнул усы и принялся за фуражку. Через минуту от сходства, пусть и бутафорского, не осталось следа. Разом облысевший Комар с любопытством взирал на немилосердного хозяина. «Хрущеву подарю, — решил Первый, — пусть играет…» Отпустив куклу на стол, он раскурил трубку… и вдруг чисто и высоко запел:

Павильоны Компании кипели «восстановительной» работой. В одном из них, подпирая свод фанерным шпилем, топорщилась декорация Биг-Бена. Готовились к съемке фрагмента «Зять ректора в Лондоне». В уголке, отрешенные от мира специалист по дикции и загримированный к съемке актер слушали запись голоса покойного. Актер прохаживался в наушниках. К нему то и дело подскакивал специалист по походке. Колотя себя линейкой по бедрам, специалист требовательно рекомендовал актеру «держать локти и колени»: