Вайенс снял повязку, скрывающую уродовавший его шрам, и когда он повернулся анфас к Ирис, молчаливо разглядывающей своего босса, она содрогнулась от омерзения и еле сдержала внезапно подкативший к горлу приступ тошноты.

Шрам придавал его лицу какое-то невероятно циничное, злобное, безжалостное выражение, граничащее с безумием, со злым безумием идиота. Рана зажила, стянув и сместив ткани, и теперь у Вайенса был вечно перекошенный слюнявый бесформенный рот с торчащими оскаленными зубами, и вывернутое деформированное, смятое, сожжённое веко без ресниц на перекошенном глазу, поблескивающее красноватой слизистой.

Несколько секунд Орландо наблюдал то впечатление, которое произвел его вид на Ирис, и усмехнулся, вновь отвернувшись от неё и представив взору свой неизуродованный профиль.

— Ну? — произнес он. — У тебя есть, что сказать мне?

— Нет, сэр, — с трудом проглотив подступивший к горлу комок, ответила Ирис. Вайенс согласно кивнул каким-то своим мыслям, неторопливо барабаня пальцами по столу. — Мои опыты не принесли результата… пока…

— Я говорю не про опыты, — перебил её Вайенс, задумчиво глядя перед собой. — Я спрашиваю, ходила ли ты к Вейдеру?

— К Вейдеру, — внезапно осипшим голосом переспросила Ирис, чувствуя, как холодеют ладони и вновь подкатывает к горлу тошнота от мерзкого привкуса приближающейся смерти. Вот оно!

— Да, к Вейдеру, — как в дурной оперетке, еще раз повторил это имя Орландо. Казалось, ему нравился ужас Ирис и тошнотворный запах дурной смерти тоже. — Мне кажется, я просил тебя скомпрометировать его. Разве нет?

— Я хотела, — сбивчиво и торопливо начала оправдываться Ирис, — я пыталась, но он был ранен и не выходил никуда…

Вайенс снова повернул к ней свое ужасное лицо, подавшись вперёд всем телом, и женщина в ужасе осеклась и замолкла, отпрянув. Его бесформенный слезящийся бульдожий глаз сверлил своим взглядом, и она обмирала от страха, чувствуя, как холодные волны ужаса накрывают с головой, заставляя кожу словно отслаиваться от плоти.

— И ты мне говоришь, что не могла проникнуть к нему? — с деланным любопытством спросил Вайенс. — Ты, врач? Я, не находясь с ним поблизости, например, точно знаю, что ранение было серьёзным, и что ему пришлось зашивать рану на правом боку. И что, за всё время ситх не сделал ни одной перевязки? И ни один врач его не осматривал?

Ирис молчала; ей казалось, что Вайенс убьет её сию же минуту, стоит произнести хоть слово.

— Ну? — продолжал Вайенс; кажется, он не собирался ни на секунду сжалиться над своей жертвой, и Ирис с содроганием поняла, что день Х настал. — Как и когда ты исправишь свою ошибку? — Генерал имел над ней необъяснимую власть, его врач боялась даже больше Вейдера, и не только потому, что пережила насилие. Было в Вайенсе что-то ещё страшное и неумолимое, что заставляло её подчиняться. Ранение отняло много силы, и он не имел возможности воздействовать на её волю. Но сейчас, когда болезнь почти отступила, Орландо снова вспомнил о своём плане, и теперь уж ничто не могло ему помешать принудить к повиновению.

— Я… — прошептала Ирис. — Господин генерал, я боюсь! Я не могу вот так, сейчас, не подготовившись… это же верная смерть! Мне нужно время, чтобы подумать и приготовиться!

Вайенс слушал сбивчивые оправдания с холодным безразличием на лице, хотя, казалось, её страх, паника, отчаяние и звенящие в голосе слёзы нравились ему и даже доставляли удовольствие.

— У тебя было достаточно времени, — резко прервал он, вдоволь наслушавшись её отговорок и сполна насладившись страхом. — Но ты потратила его впустую! Черт, угораздило же связаться с фригидной бабой…

Щеки Ирис вспыхнули пунцовым румянцем стыда и злости, но она промолчала, а Вайенс как будто не заметил, что глубоко уязвил её самолюбие.

— Обо всем приходится думать самому, — меж тем ворчливо продолжал Вайенс. — Значит, так. Насколько мне известно, завтра на Корусканте назначен совет, и Вейдер там будет. Событие такого масштаба выманит старого лиса из его норы, — генерал усмехнулся, — и ты должна быть готова. Как только он выйдет, проберись к нему и… кажется, ты обещала покинуть его каюту голой?

Ирис лихорадочно соображала.

— Но тому, кто меня увидит, может показаться странным то, что я остаюсь в его каюте после его отъезда, — возразила она. Вайенс нетерпеливо поморщился:

— Ты думаешь, кто-то взглянет на часы, чтобы узнать, который час? Кто с точностью скажет, во сколько ушел Вейдер, и во сколько вышла от него ты? Ты думаешь, что кому-то, кроме тебя, важно, что там на самом деле происходило? К тому же, даже если ты выйдешь намного позже, ничего странного в этом нет. Он всегда так делает — пользуется женщиной и потом уходит, оставляя её, — изуродованное лицо Вайенса вдруг задёргалось, искривилось от нервного тика, вызванного приступом ярости, и Ирис не без злорадства подумала, что, похоже, Орландо доводилось самому ожидать под дверью, когда великий ситх, наконец, отпустит женщину к вызвавшему ее начальству.