Кровь стала темой всех ее разговоров, главной ее заботой. Кто бы ни навещал ее, она заводила свое:

– ...пришлось всю-всю кровь заменить. В меня вливали кровь ведрами. Ведрами. Надо надеяться, что кровь была не порченая.

И хотя силы к ней не вернулись, она скалилась и смеялась по-прежнему. Вот только смех чаще перемежался свистом: болезнь сказалась на бронхах.

– Ни курить, ни надираться ей нельзя, - сказал Хелен врач.

– Уж не думаете ли вы, доктор, - спросила Хелен, - что она переменится?

– И тем не менее мой долг предупредить вас.

– Хетти вряд ли сочтет соблазнительной перспективу трезвой жизни, сказала Хелен.

Муж ее засмеялся. Когда Рольф заходился смехом, один глаз у него слепнул. Сплюснутая ирландская моська наливалась кровью; спинка острого носишка белела.

– Тут мы с Хетти два сапога пара, - сказал он.
– Она пить не перестанет, пока не сопьется вчистую. И если бы воду на озере Сиго претворили в виски, Хетти легла бы костьми, но разобрала бы свой старый дом на доски, чтобы построить плот. И поплыла бы, закачалась на алкогольных волнах. А раз так, что толку призывать ее к трезвости?

Хетти тоже признавала их сходство. Когда Рольф пришел ее проведать, она сказала:

– Джерри, по-настоящему я могу обсудить мои неприятности только с тобой. Как мне раздобыть деньги? У меня есть хотчкисовская страховка. Я каждый месяц вносила по восемь долларов.

– Она тебе мало что даст, Хет. Ты не член Синего креста*.

* Синий крест - неприбыльная страховая организация, возмещающая расходы на операции и т.п. членам, постоянно уплачивающим взносы. (Здесь и долее примеч. переводчиков.)

– Я перестала платить взносы лет десять назад. А что, если попробовать продать что-нибудь из моих ценностей?

– Какие еще у тебя ценности?
– спросил Рольф. От смеха глаз у него почти закрылся.

– Да ты что, - взвилась Хетти.
– У меня их хоть отбавляй. Во-первых, прекрасный персидский ковер, который мне оставила Индия, - ему цены нет.

– Он весь в дырах, Хет, его все эти годы прожигали угли из камина.

– Ковер в отличном, просто отличном состоянии.
– Хетти сердито передернула плечами.
– Такой прекрасный ковер всегда ценность. А дубовому столу из испанского монастыря три сотни лет.

– За него можно выручить долларов двадцать, и то если повезет. А чтобы увезти его, придется выложить не меньше пятидесяти. Дом - вот что тебе надо продать.

– Дом?
– сказала она. Да, такая мысль посещала ее.
– За него я могла бы выручить двадцать тысяч.

– Ему красная цена - восемь.

– Пятнадцать...
– От обиды голос ее зазвучал с прежней силой.
– Индия за два года вложила в него восемьдесят тысяч. И не забывай, что в мире мало есть мест красивее озера Сиго...

– Ну и что с того? От него до Сан-Франциско восемьсот километров с гаком, а до Солт-Лейк-Сити - триста. Кому взбредет в голову поселиться здесь, кроме таких ненормальных, как ты с Индией? Да я?

– Есть нечто, что не измеряется деньгами. Красота.

– Что ты несешь, Хет? Ты в красоте понимаешь как свинья в апельсинах. Точно так же, как и я. Я живу здесь, потому что меня это устраивает, ты потому что Индия оставила тебе дом. И вдобавок как нельзя кстати. Иначе у тебя не было бы ни кола ни двора.

Его рассуждения Хетти оскорбили, более того, напугали. Она примолкла, слова Джерри Рольфа заставили ее задуматься: ведь они были друг к другу привязаны. Джерри не откажешь в здравом смысле, к тому же он высказал то, о чем она и сама думала. Все, что он говорил и о завещании Индии, и о доме, было чистой правдой. Но, убеждала она себя, не такой уж Джерри и всеведущий. Архитектор из Сан-Франциско запросит как минимум десять тысяч за то, чтобы только подумать о проекте такого дома. До того, как возьмет в руки рейсфедер.

– Джерри, - сказала старуха.
– Что мне делать, как возместить кровь банку крови?

– Надеешься получить литр-другой от меня, Хет?
– Веко на одном его глазу пошло вниз.

– Твоя кровь не годится. У тебя два года назад была опухоль. Дарли вот кто должен отдать как минимум литр.

– Старикашка-то?
– Рольф фыркнул.
– Ты что, прикончить его задумала?

– Скажешь тоже!
– Хетти рассердилась, оторвала от подушки оплывшее лицо. От высокой температуры и пота кудерьки надо лбом посеклись, а на затылке так спутались и свалялись, что их пришлось сбрить.
– Дарли чуть не убил меня. Я совсем плохая стала, и виноват в этом Дарли. Хоть сколько-то крови у него есть. Он ведь ни одной дамочки, хоть молодая, хоть старая, не пропустит.