– А Павел Егорович где?

Мы ответили, что отец наш, Павел Егорович, скоро придет, но что если нужен какой-нибудь товар, то можем отпустить и мы, без отца.

– Да нет же, не то! Какой там товар, – заговорил еще более озабоченным тоном приземистый человек. – Мне самого Павла Егоровича нужно. Да и не его самого, а письмо. Он обещал приготовить письмо в Крепкую, к своему родителю, и велел заехать… Я заехал, а его нету… А мне спешить надо: завтра утречком раненько я домой отправлюсь…

У меня и у Антоши забилось сердце.

– Вы не знаете, дети, написал ваш папаша письмо к Егору Михайловичу или нет? – обратился он к нам.

Мне показалось обидным, что этот господин так бесцеремонно зачислил меня, ученика пятого класса, в разряд детей, но я поборол в себе оскорбленное самолюбие, потому что видел перед собою ту самую «оказию», от которой зависела, быть может, наша предполагаемая поездка. Я вежливо ответил, что о письме нам ничего не известно, и с бьющимся сердцем спросил:

– Вы из Крепкой? Как поживают там дедушка Егор Михайлович и бабушка Ефросинья Емельяновна?

– А что им, старым, делается? – равнодушно и как бы нехотя ответил приземистый человек. – Только они живут не в Крепкой, а в Княжой, в десяти верстах. В Крепкой другой управляющий, Иван Петрович.

– Как не в Крепкой? – удивился я. – Ведь дедушка раньше в Крепкой служил у графини Платовой.

– Служил, а теперь не служит больше. Проштрафился чем-то, ну, графиня и перевела его подальше от себя, в Княжую…

Еще более удивленный этим неожиданным сообщением, я стал было задавать еще целый ряд вопросов, но человек, изображавший собою «оказию», уже не слушал меня, а подойдя к дверям лавки, стал кричать на улицу молодому парню, сидевшему на дрогах:

– Ефим! Гайка цела?

– Цела, – отвечал лениво парень.

– И винт цел?

– Все цело! – ответил еще ленивее парень.

– То-то, гляди у меня, не потеряй: без гаек и без винта машина не пойдет… Ежели потеряешь, не дай Бог, то придется опять в Таганрог ехать и графиня ругаться будет!.. Ты погляди под собою на всякий случай: цело ли?

Ефим отмахнулся от этих слов, как от назойливой мухи, ничего не ответил и только вытер ладонью вспотевшие и загорелые лицо и шею. Июльское полуденное солнце пекло страшно и накаливало все – и каменные ступени крыльца, и пыль на немощеной улице.

Все изнывало от жары. Одни только воробьи задорно чирикали и весело купались в дорожной горячей пыли. Не получив ответа от Ефима, приземистый человек обернулся к нам и стал объяснять:

– Тут, дети, такая история вышла, что и не дай Бог. В машине лопнула гайка от винта – и пришлось за нею, за треклятой, из Крепкой в Таганрог ехать. Без гайки машина не пойдет. Без гайки возьми ее да и выбрось. Привезли винт да по нем и подобрали гайку в железной лавке.

– Какая это машина? – полюбопытствовал брат Антоша.

– Известно, какая бывает машина, обыкновенная, – получился ответ. – Так нету письма? Что же мне теперь делать? Мне надо завтра раненько утречком, чуть свет, домой отправляться, иначе мы к ночи назад в Крепкую не поспеем… И графиня будет недовольна… Графиня у нас строгая.

– Подождите. Скоро папаша придет, – посоветовали мы.

– Как тут ждать, когда спешка… Ежели нескоро, то я без письма уеду. Так и скажите папаше…

Он снова повернулся лицом на улицу и крикнул своему вознице:

– Гляди же, Ефим, не потеряй!.. Накажи меня Бог, опять придется в город ехать…

Тут, к нашему неописанному удовольствию, на пороге показался возвратившийся отец. Приземистый человек снял фуражку и с выражением радости на лице обратился к нему:

– А я, Павел Егорыч, за письмом!.. Думал уже, что с пустыми руками уеду, накажи меня Бог…

Когда отец был в лавке, наше присутствие не считалось необходимым, и мы тотчас же полетели к матери докладывать о происшедшем.

– Значит, мы с ним поедем? С этим человеком, у которого винт и гайка? – захлебываясь, допрашивали мы.

Но ответа мы не получили. Мать вызвали к отцу в лавку, и мы не узнали ничего. Через четверть часа, однако же, я не утерпел и послал брата.

– Сходи, Антоша, в лавку будто бы по какому-нибудь делу и посмотри, что там творится. Может быть, и услышишь что-нибудь.

Брат сходил и очень скоро вернулся с известием, что родители и приезжий сидят за столом в комнате при лавке и что перед приезжим поставлены графинчик с водкой и маслины. Когда же Антон остановился среди комнаты и хотел послушать, о чем говорят, то ему было сказано: