И все же, вопреки этим трудностям, наша армия продолжала развивать наступление. К вечеру участок ее прорыва расширился до 20 км по фронту, а в глубину составил от 8 - 10 км на левом фланге и до 16 км на правом. Нас информировали, что войска 39-й армии, которой теперь командовал генерал-лейтенант И. И. Людников, также прорвали вражеский фронт юго-восточнее Витебска и продвигаются к нам навстречу.

Оба фланга витебской группировки фашистов были разгромлены, клещи вокруг нее постепенно смыкались. Однако гитлеровское командование реагировало на это весьма странно. Оно по-прежнему держало главные силы группировки в Витебском укрепленном районе, на участках, где наши войска активности не проявляли. За весь день 23 июня противник не сделал ни одной сколько-нибудь серьезной попытки предотвратить назревавшее окружение. Как это оценить? Как уверенность в своих силах? Или как ошеломление и паралич воли? А может, требование фюрера во что бы то ни стало удержать Витебск лишило гитлеровских генералов способности трезво оценить оперативную обстановку?

Подлинная причина прояснилась лишь несколько дней спустя. Мне довелось допрашивать пленного генерала - командира 246-й пехотной дивизии Мюллер-Бюлова. Он вел себя очень эмоционально, даже сам задавал вопросы.

– Как вы смогли скрытно сосредоточить массу войск в этих болотах, на открытой местности? Невероятно!

– Не ждали наступления?
– спросил я.

– Ждали! Но наступление наступлению рознь. Главный удар через болота - в это я не верил...

– А как реагировало ваше командование на наступление советских войск?

– Оно обвиняло нас и только нас - меня и командира пятьдесят шестой дивизии. Оно требовало: "Задержать русских на линии Шумилино, Рыльково!... Отбросить контратаками!..." Мне твердили, что удар на Шумилине - отвлекающий, что я должен, обязан... Ну и так далее.

– Значит, ваше командование и двадцать третьего июня ожидало наш главный удар непосредственно на Витебск?

– Да, это так...

И припомнился мне казавшийся теперь уже далеким майский вечер, траншея среди бескрайних болот и рассказ генерала Баграмяна о беседе с ним Верховного Главнокомандующего: "Противник убежден, что удар на Шумилино крупными силами мы нанести не сможем. Докажите ему обратное..." И вот -доказали!

Но вернемся к событиям, предшествовавшим окружению войск противника.

Ночь на 24 июня прошла быстро, в неумолкавшем грохоте канонады на востоке, в стороне Витебска. Это перешли в наступление соединения 92-го корпуса - 204-я и 145-я стрелковые дивизии и 155-й укрепрайон. Прорывая один за другим оборонительные рубежи врага, они приближались к Витебску с севера и северо-запада.

Около четырех часов утра заговорила артиллерия и на юге - войска армейской ударной группы двинулись вперед. Два часа спустя генерал Люхтиков доложил:

– Дивизия генерала Мищенко одним полком вышла к Западной Двине в районе деревни Гринева.

Конечно же всех нас обрадовала эта обнадеживающая весть. Теперь дело за форсированием реки. Ждем доклада, а его все нет. Наконец Люхтиков опять на проводе. Спрашиваю:

– Форсировал?

– Да. Минометчики двести тридцать пятой дивизии уже на том берегу, под деревней Комли.

– А триста тридцать четвертая?.

– Командир медлит, - ответил Люхтиков.
– Выеду сам, разберусь.

– Поезжайте!...

Выяснилось, что 1124-й полк 334-й стрелковой дивизии одним из первых в 43-й армии вышел к Западной Двине. И не утром, а еще ночью. Но вместо немедленной организации переправы и захвата плацдарма хотя бы ограниченными силами командир полка решил ждать рассвета. Впоследствии он оправдывался тем, что не имел связи со штабом дивизии, не знал положения дел у соседей, что на берегу нашлось лишь несколько рыбацких лодок. Не использовал командир полка и успеха соседней - минометной роты 235-й дивизии. Словом, не проявил должной инициативы.

Между тем противник успел подтянуть резервы, занял оборону по южному берегу реки, открыл сильный огонь. В результате форсирование с ходу не удалось, и 334-я дивизия генерала Н. М. Мищенко, выйдя к Западной Двине уже всеми силами, несколько часов была вынуждена вести трудный бой за переправы.

Достойным примером боевой инициативы могут служить действия минометной роты, об успехе которой я уже упоминал. Рота тоже не имела связи со своим командованием. Но, выйдя к реке, ее командир лейтенант В. П. Симон медлить не стал. Он и его подчиненные отыскали лодки, тут же переправились через реку и выбили противника из деревни Комли. Гитлеровцы предприняли несколько контратак, но минометчики их отразили, причем дважды сходились с врагом в штыки. Плацдарм был удержан, и уже в середине дня лейтенант Симон передал его частям той же 334-й дивизии. За этот боевой подвиг минометчики были отмечены правительственными наградами, причем лейтенант Василий Петрович Симон, парторг роты старший сержант Филимон Иванович Каменев и рядовой Иван Сергеевич Килюшек стали Героями Советского Союза.

В полосе 1-го корпуса форсирование Западной Двины также несколько задержалось. Отставали танки, артиллерия, а главное - понтонные батальоны. Передовые отряды, подходившие к реке, форсировали ее с ходу на подручных средствах - связках бревен, плотиках, плащ-палатках, набитых сеном. В 306-й дивизии отличился батальон майора Л. В. Кудаковского, захвативший плацдарм у села Шарыпино, в 179-й дивизии - батальон майора М. Е. Волошина и полковая рота автоматчиков капитана А. Ф. Чинкова, овладевшие плацдармами у деревень Заборье и Вяжище. Автоматчики Чинкова, продвигаясь от Вяжище на юг, вышли к крупному узлу дорог Задорожье и перерезали шоссе Витебск - Лепель. Пути отхода витебской группировке фашистов на запад были перекрыты.