В ходе Невельской операции противник понес большие потери. 2-я авиаполевая дивизия превратилась в боевую группу - во "флажок на карте". То же можно сказать и о других частях и соединениях: за несколько дней боевых действий их численность уменьшилась в среднем на две трети, а 547-й пехотный полк 83-й дивизии потерял девять десятых первоначального состава и к середине октября вместе с приданным ему авиа-полевым батальоном насчитывал менее 300 солдат и офицеров{71}.

Отличившимся в операции соединениям 4-й ударной армии - 360-й стрелковой дивизии полковника И. И. Чиннова, 47-й стрелковой дивизии полковника Г. И. Чернова и 236-й танковой бригаде полковника Н. Д. Чупрова - были присвоены почетные наименования Невельских.

Вторая половина октября прошла в боях местного значения. Мы готовили войска к очередному наступлению. В том, что оно скоро начнется, сомнений не было. В полосе нашего Калининского фронта, переименованного теперь в 1-й Прибалтийский, происходили крупные перегруппировки.

В первых числах ноября наступление началось. Тесно взаимодействуя, 3-я (она теперь находилась в составе вновь созданного 2-го Прибалтийского фронта) и 4-я ударные армии нанесли сильный удар южнее Невеля, прорвались через межозерные дефиле и стали быстро продвигаться на северо-запад, запад и юго-запад. Поскольку в глубине прорыва фронт расширился, а горловина прорыва оставалась по-прежнему узкой, в обороне противника образовался громадный мешок. Находившиеся в его южной части соединения 4-й ударной армии угрожающе нависли над городокской группировкой фашистов. Эта группировка, в свою очередь удерживая так называемый езерищенский выступ, вершиной упиравшийся в горловину прорыва, тоже представляла для нас большую опасность. Вражеское командование могло (и как увидим далее, попыталось) ударом с езерищенского выступа на север перехватить горловину мешка и окружить войска 3-й и 4-й ударных армий.

Таким образом, сложная конфигурация фронта создавала и для нас и для противника возможность действовать с решительной целью - на окружение и уничтожение. Эти обстоятельства и предопределили ожесточенность сражения, которое с небольшими перерывами длилось здесь почти два месяца.

6 ноября штаб и управление корпуса были передислоцированы в горловину мешка. Теперь в корпус входили четыре стрелковые дивизии - 47, 154, 156 и 381-я - и 236-я танковая бригада. Для нас те дни выдались очень напряженными. Надо было в кратчайший срок сгруппировать соединения, часть из них вела бой, а другие еще выдвигались к горловине прорыва.

Боевая задача заключалась в том, чтобы расширить горловину к югу и разгромить оборонявшегося противника. 154-я и 156-я дивизии уже наступали вдоль невельской дороги на Езерище, Бычиха, Городок, а 381-я и 47-я дивизии, как бы заходя правым плечом, должны были атаковать городок скую группировку с запада, из мешка, и во взаимодействии с другими соединениями 4-й ударной армии, наступавшими с востока, замкнуть окружение противника.

Однако уже первые бои показали, что вражеское командование было намерено не только оборонять езерищенский выступ, но, используя его, перехватить инициативу - перейти в наступление, смять боевые порядки 2-го гвардейского корпуса, прорваться в тылы 3-й и 4-й ударных армий.

Утром 8 ноября из 156-й дивизии поступил тревожный доклад:

– Противник наступает, до пятидесяти танков с пехотой атакуют четыреста семнадцатый стрелковый полк.

Последовавшие часы прошли под знаком все нараставшего напряжения. Фашистам удалось прорваться на участке полка между озерами Езерище и Ордово. Танки врага двинулись вдоль дороги на север, к Невелю. К 15.00 они захватили Блинки, Борок и ряд других населенных пунктов. Я был вынужден изменить боевую задачу 47-й дивизии. Прямо с марша ее полки контратаковали прорвавшегося противника.

Позвонил генерал Швецов.

– Что у вас происходит?
– спросил он.

Я доложил обстановку: танки противника прорвались на узком участке. Против них в бой введена дивизия Чернова.

– А где триста восемьдесят первая дивизия?

– На марше. Выполняет ранее поставленную задачу.

– Что-то ты больно спокоен, - заметил командарм.

План действий на вторую половину дня и завтрашнее утро, доложенный мною, командарм одобрил.

Если быть пунктуальным, то надо сказать, что план этот являлся лишь вариантом прежнего плана наступления корпуса. Удар фашистской танковой группировки по горловине невельского мешка вынудил нас изменить свой замысел в деталях. Суть же оставалась прежней: широкий маневр соединениями правого фланга, удар по противнику с запада, выход в его тылы.

Разумеется, в той конкретной обстановке далеко не просто было принять это решение. Ведь речь шла не только о ликвидации прорыва фашистской группировки в полосе корпуса. Если бы противнику удалось сломить сопротивление 156-й и 47-й дивизий, прорыв тактический превратился бы в оперативный - в окружение двух наших армий в невельском мешке. Отсюда и степень ответственности за принятое командованием корпуса решение.

Случись подобная ситуация в начале войны, мы, вероятнее всего, пошли бы иным путем - более простым, хотя и менее перспективным. Полагаю, что все силы мы бросили бы для непосредственной ликвидации прорыва противника. Но теперь другие времена, иное соотношение сил. Изменились и мы сами: приобрели боевой опыт, вкус к маневру, научились оценивать обстановку не только на данный день и час, но и с учетом дальнейшего ее развития. А главное, канула в прошлое оперативная робость с ее многочисленными "но", которые нередко сводили на нет хороший первоначальный замысел.

Ну а противник в этом отношении заметно сдал. Его командование потеряло былую самоуверенность, войска - также. Это особенно остро чувствовалось теперь, в попытках предпринять наступление. Например, вечером 8 ноября, когда немецкие дивизии - 20-я танковая и 252-я пехотная -прорвали оборону 417-го полка и их успех казался на первый взгляд несомненным, в донесениях из наших частей фигурировал любопытный факт: вражеские танки идут в атаку на очень низких скоростях; даже прорвавшись за передний край, танки не рискуют далеко уйти от своей пехоты; танкисты либо плохо обучены, либо робеют{72}.