Я к своему глубочайшему удивлению каким-то чудесным образом также попал в их число.

То путешествие было первым разом, когда я ездил в другую страну и, пожалуй, именно оно зажгло во мне страсть к путешествиям. В дальнейшем я побывал в множестве городов нашей необъятной родины и даже в нескольких союзных с СССР странами.

По моим ощущениям, индийские специалисты данные нам их правительством отнюдь не горели раскрывать нам свои секреты.

Однако мало-помалу мы смогли растопить лед недоверия и даже научится некоторым практическим знаниям.

Спустя полгода я уже мог ввести в легкий транс пользуясь специальными приспособлениями, заготовленными заранее, тем не менее легкие галлюциногены мне уже не требовались.

В будущем у меня было достаточно времени, чтобы углубить и отшлифовать свои навыки.

Сознание Ульриха не привычное к подобному давлению легко входило в транс и позволяло программировать себя.

К сожалению эффективность подобных способов контроля изрядно преувеличена СМИ, сделав из них этакую страшилку спецслужб.

Для того чтобы контролировать человека с хоть какой-нибудь более или менее высокой вероятностью необходимо долгие годы обрабатывать объект. После чего необходимо проводить постоянные терапии для поддержания эффекта. Ни о каком долговременном программировании и речи не идет.

Моих сил хватало на то, чтобы его успокоить и не давать излишне сильно реагировать на давление. при этом постепенно уча инстинктивно сопротивляться.

Медитации были ключевой стадией лечения.

Именно во время медитации пациент должен был обновлять свои силы для борьбы с психическим давлением темной метки.

Пока еще рано говорить, но я питаю некоторые надежды на этот способ лечения. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

*****

— Знаете Целитель… А я вам не верил. И мне стыдно за это, клянусь своей честью! — Ульрих взмахнул кубком с коньяком, чуть его не расплескав. Однако тут же успокоился взяв себя в руки. Контроль эмоций одно из основных правил моего принципа лечения.

— Не корите себя. — Я поморщился: — Любой на вашем месте засомневался бы. Ведь кого вы видели? Какого-то бродягу, который возомнил из себя не пойми кого. Уверен будь вы в чуть большем здравии лететь бы мне из вашего дома от пинка в зад.

— Как всегда самокритично к себе и прощающе к кому-то другому… — Рыцарь покачал головой: — Я не понимаю вас Целитель. Ваши мотивы, цели… Все это так хорошо…

— Чтобы быть правдой? — Закончил я за него шутливо сощурив глаза.

— Именно. — Ульрих благодарно кивнул: — Я всегда считал, что не бывает людей, которые готовы пожертвовать жизнью ради совершенно чужих людей. Но вы ведете себя именно так. За полгода, что вы помогаете мне вы не попросили ничего!
–

— Эх… — Я тоже отпил коньяка и покатал его на языке. Вкус был как у слабенького разбавленного водой вина, но даже этого было более чем приятно в нашем существовании.

Ульрих ждал ответа и было видно, что он не собирается отступать. Я опять вздохнул.

За прошедшее время я очень глубоко узнал человека, сидящего в кресле возле меня. И то, что я узнал вызывало если не одобрение, то нормальную реакцию.

Этот рыцарь не был трусом, как и не был предателем. Он старался держать слово и считал, что слово "честь" не пустой звук.

Если бы я отшутился или промолчал он бы не настаивал и уж тем более заставлять меня ответить ему. Но то доверительное отношение между нами исчезло, и я не мог этого допустить. Если тайны стоят между мной и моими друзьями, я готов их разделить с ними несмотря на последствия. Ведь лишь в трудных ситуациях можно узнать кто твой друг, а кто так…

— Значит это проявляется у всех, у кого есть эта проклятая метка… — Ульрих был поражен: — И ты… Повтори пожалуйста, а то я не могу поверить…

— Я хочу вылечить всех, кто также страдает от этого недуга. Но для этого я должен был бы быть уверен, что я действую верно и мои идеи имеют смысл.

— И при этом ты тоже имеешь метку… — Многозначительно закончил рыцарь.

Я удивленно поднял брови и уже было хотел что-то сказать, как меня прервали.

— Нет-нет-нет! Не говори ничего. Я понимаю. — Рыцарь смотрел на меня с уважением, словно увидел во мне что-то новое: — Теперь я понимаю. И… — Он встал и склонил голову: — Я готов отдать долг жизни помогая вам в вашей миссии и…

Я не стал пытаться переубеждать его, что он не прав, думая, что мной также двигало желание спасти свою жизнь.

Если что-то подобное и было, то отдавал я этому столь мало внимания, что для меня это было совершенно незначительным.

Другое дело, зачем? Кому бы стало лучше от моих попыток отбелить себя? Да и, могу ли я сам быть уверен в собственной честности?

Если люди не верят в возможность существования безвозмездной помощи, то смысл мне их переубеждать? Моя цель заключена в том, чтобы помочь им, а не заниматься бессмысленной болтовней.