– Опять синяя клетка!

загадка каменного тигра

Воздухом дышит, что было живым – пожирает.

Трудно родиться ему, а напившись воды – умирает.

отгадка Сонаи

Огонь.

цифра

5

– Последняя цифра, Сонаи, – сказал голос Ваджарата. – Я рассчитал лабиринт. Ты отгадала все загадки. Молодец, девочка моя. Молодец.

Сонаи ступила на широкую ступень у арки дворца. Ухватилась за резной камень, чтобы не упасть, прижалась к нему горячим лбом, тяжело дыша.

– Спасибо, – сказала она тихо. – За все тебе спасибо, мой хороший.

Никто не ответил. Сонаи обернулась – не было ни Ваджарата, ни каменных квадратов, ни двора, окруженного высокими белыми стенами. Прямо у ступени стояло море, вода чуть рябила, в глубине виднелись камни разного размера, все сплошь тигровый глаз.

Хромая и морщась, Сонаи вошла во дворец.

Под потолком тронного зала летали птицы, высокие колонны были покрыты изысканной резьбой – звери, люди, планеты, созвездия, цветы, рыбы и космические корабли.

Гранит пола был нежного светло-серого оттенка, геолог Шестнадцатой колониальной экспедиции Сонаи знала – это значит, что в камне преобладает плагиоклаз, а полевого шпата почти совсем нет.

Она добралась до середины зала и усмехнулась – низкий трон был полностью вырезан из фиолетового топаза. Сонаи села, положила уставшие руки на подлокотники.

– Я пришла, Алияр, – сказала она. – Пришла за тобой.

И она положила в рот и проглотила последний камень, самый драгоценный, цвета ее глаз.

Они сидели вокруг большого овального стола, все сорок пять выживших после столкновения с астероидом членов экипажа. Капитан Фатимата, месяц назад – первый лейтенант, мрачно смотрела на заживающую культю своей правой руки, ее черная кожа блестела от пота.

– Какой у нас выбор? – спросила она. – Я бы сама легла и подключилась. Но в гребаной капсуле второго навигатора выставлена гребаная биометрия, а настройки не поменять, пока гребаный Алияр намертво сцеплен с гребаной Махиной. Поэтому пойти в тот гребаный мир за Алияром может только один из вас восьми, – она повела культей, очерчивая группу напротив.

– Я пас, – быстро сказал Джеймс, техник. – Ты, кэп, не представляешь, каково там. Рождаешься бестолковым. Память не удержать, все на куски распадается. Живешь там, живешь, годам к тридцати только вспоминать начинаешь. А у Алияра там – пятнадцать степеней защиты. А память ускользает… В первый раз, помните, я девяносто три часа в капсуле провел? Я за это время прожил семьдесят пять лет, каждый день помню, и смерть от разрыва сердца помню хорошо. Оно у меня и здесь теперь побаливает.

– Все с твоим сердцем нормально, – отмахнулся врач Илья. – Я же тебе диагностику прогнал.

– А психосоматика? – не унимался Джеймс.

Фатимата вздохнула.

– У нас все меньше времени. Резерва систем хватит еще на две недели, потом ситуация из критической станет безнадежной. Майк?

Майк, биохимик, покачал головой.

– В прошлый раз мне за украденную лошадь руки по локоть отрубили и сбросили с пирса в море. Там у них такие… типа акул… Видите, руки теперь трясутся? Алияр все Шекспира цитирует, а в подсознании – совсем средневековый.

– Шекспир тоже средневековый, – отмахнулась Фатимата.

– Если соблюдать правила мира и быть в нем хорошим, добрым человеком, ничего такого не случится, – тихо сказала Сонаи.

Джеймс покачал головой, Майк хмыкнул.

– Ты, Сонаи, диснеевских сказок насмотрелась. Или болливудских фильмов. Запеваешь песню, к тебе выбегают зайчики, слонята, триста человек подтанцовки. И все в мире исправляется силою добра.

– Ты была нестабильна после… Ваджарата, – сказала капитан, глядя Сонаи в глаза. – Но времени все меньше, Сонаи. Если ты готова попробовать – пойдем, прямо сейчас.

Крыша над ложем Алияра разрушилась сотни лет назад. В дыры хлестал дождь, светило солнце, залетали птицы и насекомые. В углу комнаты пустело старое осиное гнездо, в пыли тут и там виднелась скорлупа ласточкиных яиц.

Сонаи шагнула к возвышению, на котором неподвижно лежал спящий человек.

– Алияр, – сказала Сонаи, – Алияр, я пришла за тобой. Мне пришлось прожить тридцать пять лет и заново собрать себя, чтобы прийти за тобой…

– Алияр, – сказала Сонаи, – Я понимаю, почему ты не просыпаешься, Алияр. Ты знаешь, что совершил ошибку и что из-за этого случилось. Знаешь, сколько людей погибло, и кто. Знаешь, что, открыв глаза, ты должен будешь начать с этим жить, посмотреть в глаза тем, кто остался…