И Тиша, воспылав надеждой и заодно жаждой, которая вновь дала о себе знать, сконцентрировал на себе всё внимание, и с повышенными мерами безопасности, выдвинулся по направлению кухни, куда, судя по вывалившимся на пол из аптечки её содержимого, и проследовал в своё время грабитель, чтобы там, в спокойной обстановке (Тиша там под кроватью ворчал во сне и крутился), разобрать содержимое аптечки и, выбрав для себя самое необходимое, чайком запить. Все знают, что грабители вынуждены работать в самое ненастное время и непогоду, а это, как бы они не храбрились своим железным здоровьем, со временем подтачивает его, и они нуждаются в классифицированной помощи и лекарствах. И если с первым, в виду их принципиального подхода к жизни – отрицания любого вмешательства в их незаконную жизнь законных институтов власти – не могло быть речи, то насчёт лекарств, то тут-то аптечка Тиши оказалась к месту и ко времени.

При этом грабитель тишиной аптечки, оказался на удивление зловредным, избирательным и изобретательным типом. Что и обнаружил за ним или вернее сказать, посредством того бардака, который он устроил на кухонном столе, заметил Тиша, оказавшись там, приведённый по следам рассеянности этого таинственного грабителя.

– Вот же, паразит! – очень метко подметил за этим грабителем Тиша, который из-за своей зловредности не ограничился тем, что и так всё без спросу берёт, но и ведёт себя прямо-таки как дома, нарушая ранее установленные хозяином правила и вещи, которые этот грабитель не только местами пододвинул и переставил, но и как в случае со стульями – все их поронял.

При этом Тиша понимает, что уже поздно так сокрушаться по поводу неисправимости некоторых людей, да и ему не до этого сейчас. И Тиша не обращая внимания на весь этот бардак, подходит к столу, на котором им своевременно примечена коробка служившая в качестве аптечки, и начинает судорожно перебирать остатки её содержимого. Но как Тишей заранее почему-то подспудно чувствовалось, то там ничего нужного ему нет.

– Но я же отлично помню, что были. – В нервной отчаянности возмутился Тиша, явно подозревая того избирательного грабителя, который всё оставил не тронутым, а вот средства от головы избирательно похитил. Что с его-то Тишиной дрожью в руках и импульсацией вен на лбу, вполне нормальная реакция. Правда такая его уверенность в надёжности своей памяти, не может не вызывать сомнений, хотя, наверное Тиша, просто поспешил, решив, выдать желаемое за действительное.

Но криком, даже на себя, делу не поможешь, и Тиша решает немедленно припасть к водопроводному крану, вода из которого, хотя бы остудит его пыл. Что только отчасти так, когда от второй части, то от этого ему становится муторно и вызывает тошноту. С которой справляться, конечно, лучше в одиночестве и не на кухне, но Тиша вдруг неожиданно замечает на разделочном столе нечто, и это останавливает его стоять на месте, и перебарывать это грозящее вылиться наружу внутреннее возмущение против самого себя и своего возмутительного вчерашнего поведения.

А видит он два стоящих на разделочном столе подарочных футляра из-под колец, которым не только здесь не место, но и откуда они тут взялись, если он уже и не помнит, когда их последний раз видел; и что прискорбно, но и дарил. Правда с Тишей не всё ещё потеряно, если он сумел-таки узнать эти знаковые футляры. Почему знаковые? Да хотя бы по тому, что они что-то да значили для обеих сторон дарения, – дарителя и отблагодарённой, – ну и заодно, приобретались по знаковому случаю – несколько месяцев назад на церемонию предложения его, Тиши, руки и сердца. Ну а то, что футляры оказались разного цвета, – один синий, а другой красный, – то разве важна эта странная прихоть Тиши, выбравшего для футляров разные цвета, если на руках не футляры носить.

Хотя всё же, это не совсем объяснение, да и совсем не объяснение их появлению. И чтобы понять, как так случилось, то нужно слегка вернуться назад, в обозримое им прошлое, когда Тиша готовился осчастливить себя и Анни, сделав ей предложение.

И видимо для Тиши, влюблённого в Анни по уши, до забывчивости себя и до самозабвения, а это тоже самое, что и второе, получить от неё положительный ответ, было столь важно и жизненно необходимо, что он для того чтобы повысить свои шансы на успех, взял и не ограничился одним обручальным колечком, прикупив ещё и вон то, уж больно красивое.

Когда же Анни при виде первого колечка, проявила себя натурой неустойчивой и не сдержанной на слово да, то Тиша в тот же момент облегчённо снял напряжение с находящейся в кармане пиджака руки, которая придерживала второй запасной вариант кольца, готового в случае отказа или неподходящего размера первого кольца, заменить его. А вот здесь-то, насчёт неподходящего размера кольца, Тиша всё же проявил некоторую оплошность и недальновидность своих будущих отношений с Анни.

И разве ему не понятно, что если бы купленное им кольцо для Анни, не подошло бы ей, то и другие его попытки сделать её таким образом счастливой, были бы безуспешны. И тут будет глупо уповать на свою забывчивость и дырявую память, которая забыла все те цифры, какие говорила ему Ани. И когда Тиша довольно изобретательным и хитрым способом, выудил из её уст размеры пальца руки, за между прочим, иносказательно спросив её: «Слушай Анни. А случись мне тебе делать предложение, то на какой физический размер твоего благосостояния, мне нужно будет рассчитывать?», – то ведь Анни всё отлично поняла, к чему клонит этот, такой весь из себя беззаботный на глазах, а в глазах полный растеря, и в ответ сказала именно тот размер для кольца, который только ей и подошёл бы. Что совсем не значит, что он подошёл бы и для вручившего ей кольцо претендента.

Но на этот раз, к огромному счастью всех заинтересованных сторон и лиц, преподнесённое Тишей кольцо пришлось по руке Анни, отчего нервы у Тиши не выдержали и он, забыв обо всём, даже бросился к ней целоваться (перенервничал, вот и растрогался, бывает). Ну а поспешность и на этот раз себя во всей красе показала, вытянув вместе с Тишиной рукой из кармана второе кольцо, которое звонко заявив о себе, на полпути остановило Тишу перед удивлённо выразительным лицом Анни.

– Что это? – спросила Анни Тишу.