– Не кажется.

– Оно сильнее безразличия, Эден, – усмехнулся он и с бодрым видом попытался самоустраниться от выполнения родительских обязанностей.

– Куда?! – рявкнула я.

В середине занятия холл пустовал. Возглас разлетелся по гулкому помещению истеричным эхом, отразился от стен и потолочного купола, украшенного старинными фресками.

– В общагу, – немедленно оглянулся Илай, а когда я его нагнала и засеменила рядышком, путаясь в подоле мантии, спросил:

– Хочешь со мной?

– Что я не видела в твоей комнате? Я пытаюсь использовать последний шанс и убедить тебя сохранить жизнь невинному растению.

– Ты слишком многословная, – невпопад заметил он.

– Просто забери кустик, а потом вали на все четыре стороны, – гнула я.

– Будем следить за ним по очереди.

– Да, и сегодня твоя очередь, – попыталась я спихнуть на напарника неприятную обязанность начинать дневник юного садовода.

– Обещаю, что попозже непременно наш кустик навещу.

– Не надо никого навещать ни пораньше, ни попозже! – огрызнулась я. – Возьми на себя ответственность, Форстад!

Он, конечно же, не взял. Как-то ловко завернул в хозяйственную башню, где по негласной договоренности с кастеляном устроили общественную «пепельницу», а приобщать Мажора к приличной жизни в облаке табачного дыма желания не было. Пришлось выждать полчаса и провести шпионскую операцию по переселению куста из бывшего чулана на восьмой этаж, в аристократические хоромы со столом и широкой кроватью. Я уложила в корзинку стаканчик с будущим растением и сунула сложенную записку: «Я кустик-сиротка, позаботься обо мне. И не забудь вести дневник наблюдений!». Пристроив «подкидыша» возле двери Форстада, громко постучалась и дала стрекача в купальню.

Спустя полминуты я осторожно выглянула в коридор. Илай на стук не отреагировал и подброшенную сиротку не обнаружил, зато за спиной раздалось сдержанное покашливание. Позади стоял незнакомый парень во всей красе, в смысле, в полотенце до колен, полосатых гольфах и домашних туфлях. На худой груди с жидкой растительностью блестели капельки воды.

Выглядел купальщик, прямо сказать, не мечтой из смелой фантазии совершеннолетней девушки, но руки в худые бока упирал и голову набок склонял, наблюдая за хулиганскими потугами приблудной красотки. Я вдруг почувствовала, как у меня начинает неприятно дергаться верхнее веко.

– Этажи перепутала.

– Бывает, – согласился он.

Кашлянув, с гордым видом я покинула помещение, спокойно вышла из мужского общежития, а по лестнице припустила с такой проворностью, словно за мной гнался тот парень в полосатых гольфах и хотел продемонстрировать все то, что прикрывало полотенце.

Остаток дня мы с Тильдой и Бади провели в зале для самостоятельной работы. Парочка почему-то никак не могла уяснить последнюю тему по высшей магии и приходилось по пять раз переделывать одни и те же задания. К концу бесконечного урока мы выбились из сил, хотя даже не брались за практику, а застряли на теории.

– У меня сейчас стекла на очках лопнут, – пожаловалась Тильда и вдруг проговорила:

– Смотрите, кто здесь…

В окружении новых подружек, прижимая к груди стопку книжек, в зал вошла Марлис Нави-эрн. Прическа была прежняя, обманчивая кротость образа не изменилась, а мантию она носила новую, с гербом факультета общей магии.

– Долго ее не было видно, – проговорила Тильда.

– Может, в чувство после крикуна приходила? – хмыкнула я.

Девушка заметила нас, кивнула в знак приветствия и вслед за подружками спряталась в самом дальнем углу.

– Не отвлекаемся, – вернул нас к учебе Бади и подсунул очередную задачу.

Когда перед ужином я вернулась в комнату, под дверью стояла знакомая корзинка. В ней лежал стаканчик с рыжеватой влажной землей, холщовый мешочек с золотым вензелем королевской кондитерской, в котором на поверку оказались шоколадные шарики, и записка: «Милая матушка, я вернулся домой». Видимо, конфет мне отсыпали вместо извинений, а заодно успокоительных капель.

– Вот ведь… мажор! – буркнула я и, внеся в комнату корзинку, в сердцах шибанула дверью.

На следующее утро в стаканчике с землей неожиданно обнаружилась жизнь, и эта самая жизнь активно развивалась. Из рыжеватой почвы за ночь проклюнулся первый малиновый росточек, остренький, плотненький, верхушка пробила подсохшую землю, как шило.

Ругаясь сквозь зубы и толком не продрав глаза, я наспех сделала пометку в дневнике наблюдений, оставив на странице жирное чернильное пятно, и пока дремала в очереди в купальню, да и вообще из всклокоченной злобной ведьмы превращалась в добрую причесанную фею, будущий кустик умудрился вытянуться еще на ноготок.