На следующее утро, проснувшись полседьмого, в семь часов утра я был у Вадима. Взяв соседский коврик, я подстелил его под себя и сел на ступеньке лестницы в ожидании, пока Вадим пойдет на работу. Когда он открыл дверь, его глаза автоматически достигли вершины его сознания.

– Так заикой можно оставить, - сказал он, несмотря на то, что я сидел на приличном расстоянии от его двери. Мы вышли на улицу.

– Я пришел к тебе попросить тебя бросить курить.

– ?!

– Ведь курево же вызывает у тебя внутренний конфликт.

– И огромный.

– И я это чувствую. Пока мы находимся в соавторстве, ты должен это сделать ради меня.

Он начал колебаться.

– Хорошо, - сказал я.
– Если ты этого не сделаешь, я забираю книгу назад и пишу сам.

– Подожди, подожди, - начал он.
– Зачем так категорично?

– Во-первых, желание бросить курить у тебя есть, и бросать ты будешь все равно. Во-вторых, я сейчас иду по лезвию бритвы, и если ты не хочешь этого понять и не можешь ради моего здоровья или даже жизни отказаться от своего удовольствия - я не собираюсь тебя ублажать за свой счет.

– Может быть, я тебе помогу, если скажу, что тебе, если ты это делаешь, нужно делать легко, не участвуя в действии, - продолжил я. Но сейчас тебе необходимо бросить курить, это однозначно.

Так он и сделал. Курить он бросил, через некоторое время начав снова, следуя моему совету, и каждый раз своим взглядом как бы говоря:

"Ну что тебе еще надо?", причиняя мне простую человеческую боль. К тому времени я перестал так остро ощущать дисгармонию на расстоянии и разговоров об этом больше не заводил.

Однажды утром я позвонил Вадиму на работу и пригласил его вечером прийти ко мне с Сатпремовым посидеть за разговорами. Он согласился. Когда он положил трубку, я вдруг почувствовал, как у меня в затылочной части головы начинают сходиться две огромные структуры, наподобие колец ножниц, когда одно находит на другое. Одновременно с этим у меня внутри наступил покой, о котором приходилось только мечтать. Я стал недоумевать - как я раньше не мог понять причину своего беспокойства и жить в том содоме. Вернувшись на несколько предыдущих мгновений времени назад, я увидел, что полость моего сознания была выстлана мягкой полупрозрачной духовной тканью, приглушавшей вибрации, идущие от этих структур. К тому же предыдущие годы жизни давно стерли в моей памяти понятие нормы душевного состояния, и я привык подстраиваться под то, что есть. Мне сразу стало понятно, что наша "вражда" с Игорем в сознании Вадима успокоилась. Только такое влияние его сознания на мое, не только сознательно, но и бессознательно оставляла у меня вопросы к прошлому. С ними пришел еще Сережа. Перед тем, как мы сели за стол, я спросил Вадима его мнение, если я отдам Игорю для прочтения кусочек текста, в котором я описывал позапрошлогодние события, которые готовил опубликовать:

"А потом был Игорь Сатпремов. Он бестолочью не был. Он был умненьким. Чтобы успокоить свой комплекс неполноценности, он решил проверить, действительно экстрасенс я или нет, чтобы не остаться в той же кочке, из которой год назад мне, принесшему ему на работу К. Кастанеду "Дверь в иные миры", он со смехом сказал: "Иди, Миша, совершенствуйся дальше". Я был открытым, доверчивым и фанатичным настолько, что у Игоря были все основания подозревать, что я далеко ушел в развитии своих способностей. О больнице я ему, как другу, рассказал. Но ни это, ни тот мешок дешевого риса, который я ему сделал, работая в магазине грузчиком, не смогли Игоря уверить в моих, если не самых добрых, после прошлого, то в нейтральных чувствах, это точно. Поэтому, чтобы не просчитаться, в очередной приход, он решил проверить это сам.

В этот раз он пришел со своим другом. У меня уже были гости - мои бывшие ученики - парни, в классе которых я проходил практику. Они пришли поздравить меня с 23 февраля и отметить бутылкой коньяка этот праздник.

– Кис, кис, кис, - начал передразнивать меня Игорь, когда я стал звать кошку, выскочившую вслед за пришедшим соседом на лестничную площадку.

– Тьфу, тараканы здесь везде плавают, - сказал он, отплевываясь после дегустации жидкости, уже неделю стоящей в стакане.

– Он там был до твоего плевка или появился после?
– спросил я его. Ни мой вопрос, ни хохот парней ему не понравились, поэтому он решил испытать меня дальше. Когда я, перевернув окончившуюся пластинку, вернулся на свое место и сел возле колонки, через некоторое время я, и до того чувствовавший себя неважно, стал чувствовать себя еще хуже. Мою голову как-то замутило и повело в сторону колонки так, что я вообще на мгновение выключился из восприятия окружающего. Вдруг муть исчезла и боковым зрением я вдруг увидел желтое Игорево сознание, влетающее Игорю в голову за чуб и скрывающееся в голове, подобно тому, как укладывается петушиный гребешок. Впрочем, оно у всех людей подобно Солнцу. Игорь встрепенулся и пошел в туалет прыгать и анализировать проверку моей сенситивности. Одно остается непонятным. Зная предусмотрительность Игоря и щепетильность, как он не мог предусмотреть, какие прыжки ему пришлось бы делать вокруг меня, если бы со мной в ходе его эксперимента что-нибудь случилось? Был там и еще один факт из жизни Игоря, но о нем здесь я написать не могу".

Вадим согласно кивнул. Ужин прошел почти как всегда, за исключением только чувства новизны реальности и будущего, что и задавало весь тон вечеру. Один раз на сказанную Сережей шутку мы с Игорем расхохотались в один голос, в то время как Вадим удивленно на нас посмотрел и сделал про себя вывод о разнице отношения к говоримому. Как я начал понимать тогда: его сознание было на другом уровне, на другой волне восприятия реальности.

Обратил я внимание еще вот на что. У каждого из присутствующих длина взгляда была состоящей из одного колена длиной примерно по метру, в то время как у Вадима - из двух по метру каждое. С чем это связано, я понять не мог, знал только, что отражает что-то духовное.

Когда парни уходили, я отдал Игорю вышеприведенный фрагмент, надеясь, что он поймет, что я после этого жеста остаюсь чистым. Сказал после прочтения отдать этот листок Вадиму. Садясь в машину, Игорь с трудом выдохнул: "Извини" (за прошлое).

В ходе вечера Игорь, взяв бутылку из-под коньяка, стоящую на столе, и, разглядывая этикетку, спросил у меня ее емкость, несмотря на то, что она на ней была написана. После этого "извини" у меня остался незакрытым один вопрос: если бы я удовлетворил его вопрос, проявив тем самым простоту, стал бы Игорь извиняться или нет? Я на вопрос Игоря не ответил, почувствовав неискренность, в результате чего Игорь стушевался и опустил глаза.