– А что, разве русские писатели к нам больше не ездят?

– С чего вы взяли, что эти-то не русские?

– Русские свою страну так хают!

Мне кажется, стёртость национального самосознания становится для нас серьёзной проблемой. Она ведёт к снижению чувства ответственности политиков, чиновников, бизнесменов, деятелей культуры перед своим народом. Выполняя завет, оставленный Гоголем писателям – «проездиться по России», я заметил такую особенность: наши автономии, особенно их столицы (не все, но большинство) выгодно отличаются от русских губернских центров, не говоря уже о районных городах, которые запоминаются лишь красотами, оставшимися от дореволюционных купцов и почётных граждан. Национальные регионы выглядят благополучнее, ухоженнее, богаче, чем русские. Отчасти так было уже при советской власти: помню, в начале 1980-х после Молдавии я сразу поехал в калужскую глубинку – в Людиново и оторопел от контрастов. Но теперь эти отличия просто режут глаза.

Вряд ли бюджетные вливания в наши автономии (за известными исключениями) в разы превышают вложения в русские области, хотя без традиционного донорства дело вряд ли обходится. Но главная причина, думаю, в другом: управленческая и бизнес-элита, сформировавшаяся в национальных регионах на основе сначала «коренизации», а потом и «неокоренизации», гораздо серьёзнее относится к будущему своих народов, чем элита русских областей. Это не значит, что там, «у националов», не воруют, не берут взяток, не злоупотребляют. Без этого, видимо, нельзя, если не казнить и не конфисковать, и то всегда отыщутся отчаянные головы. Но, простите за кощунство, патриотизм иногда выражается в понимании того, сколько можно украсть, а сколько должно оставить на развод ближним – именно таким словом в Ветхом Завете именуются соплеменники. В какой-то момент просто щёлкает реле племенной солидарности.

Так вот, у нашей политической, управленческой и бизнес-элиты такое реле (его ещё можно назвать «этнической совестью») не щёлкает или отсутствует отчасти потому, что значительная часть нашего верхнего класса не чувствует кровной связи со страной, она готова при случае сняться и улететь в тёплые края. Моя наделавшая шума статья так и называлась «Перелётная элита». «Перелётные» знают, в случае опасности или утраты выгод всегда можно укрыться там, откуда своих не выдают. Но к этой отчуждённости нам не привыкать, и выше говорилось, что русские никогда не преобладали в верхних слоях Российской империи. Однако на Руси всегда хватало благотворителей и искренних патриотов. Но, увы, сегодня безответственность перед своим народом стала характерной чертой даже самых истовых русских, чьи кабинеты и офисы заставлены иконами, как монастырские сувенирные лавки. Так они и сматываются из Отечества: одним самолётом вывозят чад и домочадцев, а другим, грузовым, иконы и яйца Фаберже.

Но ведь чувство долга перед соотечественниками – это не врождённое свойство, не прививка от гриппа. Чик – и готово. Его, это чувство, надо воспитывать, внушать, иногда пришивать суровыми нитками. А почему нет? Курить-то нас отучают по всей строгости карательного здравоохранения. Можно по-разному относиться к Белинскому, Писареву, Добролюбову, Чернышевскому, но так называемые революционеры-демократы, не говоря уже о славянофилах, отличались болезненным, гипертрофированным чувством долга, даже острой вины перед своим народом. Наша классическая литература воспитывала в гражданах ответственность, доходящую до жертвенности. Конечно, не все усваивали эти идеи. Некоторые прибегали к двойным стандартам: так, Гер-цен, проклиная крепостное право, с выгодой продал своих крестьян, чтобы без помех заниматься революцией. Кстати, на самом дорогом кладбище Ниццы у автора «Былого и дум» самое обширное, говоря по-нынешнему, «могило-место». Но это другой вопрос.

В СССР литература, кино, театр занимались тем же самым, в особо опасных случаях аккуратно именуя народ «трудящимися». Без этих чувств – вины и долга – невозможно понять Платонова, Шолохова, Бондарева, Распутина, Астафьева… А вот из современной российской литературы, которую окормляет почему-то Министерство цифрового развития, связи и массовых коммуникаций, даже тень сочувствия к народу выветрилась, осталось в лучшем случае брезгливое снисхождение. Подумаешь, нищеброды! Вот если бы человеку при советской власти дважды отказали в выезде на ПМЖ за границу – это настоящая трагедия. А когда в одночасье учителя, врачи, инженеры рухнувшей страны оказались нищими, а рабочие – безработными, разве ж это катастрофа? Это реформы. К тому же в лесу полно грибов и ягод.

Более того, презрение к стране, к людям, к российской государственности, а то и русофобия стали своего рода маркерами премиальной литературы. В одном романе, помню, автор сообщал в первой же главе, что гимн с детства ассоциируется у него с испражнениями, так как в 6 часов утра его будило радио, всегда начинавшее вещание с гимна, и он брёл в туалет. Надо ли объяснять, что книга получила, кажется, «Букера» и автор вошёл в состав агитбригады, которую за казённый счёт постоянно вывозят на книжные ярмарки. Мало того, Институт перевода за казённый счёт активно продвигает подобные сочинения за рубеж.

В другом романе неграмотная татарка ужасается, видя на карте страшный силуэт СССР, и этот монстр терзает другие страны. Не важно, что тёмная женщина вряд ли могла разбираться в политической карте мира (у нас не каждый старшеклассник это умеет), главное – правильная позиция автора, за что была выдана премия «Большая книга», а графоманский роман переведён на десяток языков. Нормально?

Вот ещё типичное, увы, наблюдение. На замечательный Грушинский фестиваль бардовской песни приехал один из старейших «любимовцев» с молодёжной труппой и привёз спектакль по стихам Евгения Евтушенко. Я слушал, недоумевая: из всего наследия этого сложного и переменчивого в настроениях поэта с ювелирной точностью были вычленены только те стихи, где автор порицал Россию или предъявлял ей претензии, связанные в основном со сталинизмом. А что, разве нельзя? Ну почему же… Можно, например, поставить спектакль «Пушкин и Христос», где прозвучит только безбожная, но дьявольски талантливая «Гавриилиада». Но разве же этой, по сути, кощунственной поэмой исчерпывается отношение великого поэта к Вере? Нет, конечно… И хочется спросить: зачем? Зачем замалчивать или просто купировать, как непородистые щенячьи уши, замечательные патриотические стихи Евтушенко? А затем, полагаю, чтобы молодой слушатель, не знающий метаний автора «Братской ГЭС», по окончании спектакля встал в полной уверенности, что один их самых громких русских поэтов XX века своё Отечество не любил и другим не советовал.

В своё время я долго убеждал руководителей разных каналов – вернуть поэтическое слово в эфир, ставя в пример «Стихоборье», которое вёл на канале «Народные университеты» в 1995–1996 годах. Наконец, это случилось: такая передача появилась на канале «Культура», называлась она «Вслух», а вести её поручили длинноволосому телевьюноше, манерой говорить напоминавшему лимонадный фонтанчик. Замысел был прост: молодые и не очень молодые поэты, состязаясь, читали в эфире стихи, а мэтры, в основном самопровозглашённые, их оценивали.