–Я не спорю, что твои родители были людьми честными и достойными. Тем больше мне кажется странным, чтобы сын таких замечательных людей стал подобным…– Левса замолчала, видимо, затрудняясь найти подобающее, на её взгляд, сравнение. А может, стесняясь употреблять столь непристойные слова.

–Что же Вы замолчали?– усмехнулся Слав.– Продолжайте. Окажите мне подобную любезность. Только, прежде чем и дальше меня оскорблять, вспомните, пожалуйста, своих предков. Которыми, я уверен, Вы о-очень гордитесь.

Девушка гневно выпрямилась. Глаза её пылали. С трудом сдерживая рвущийся наружу гнев, Левса спросила:

–А что мои предки? Да ты ногтя не стоишь любого из них! Они все были людьми благородными.

Губы Слава улыбались, но в глазах появилась ненависть. Тем не менее, когда он заговорил, его речь прозвучала вполне спокойно:

–А теперь постарайтесь вспомнить самого первого из них. Того, кто первым получил дворянский титул. Только вспоминайте честно.

Ноздри её ещё совсем детского носика гневно расширились. Глаза же выражали полнейшее презрение к собеседнику.

–Пожалуйста! В моём роду нет никого, кого бы мне стоило стесняться! Лемм! Его звали Лемм!

Слав, казалось, совсем успокоился. Только в его голосе зазвучали вкрадчивые нотки:

–И за что же он получил титул?

Даже сквозь снисходительные интонации в голосе Левсы оказалось нетрудно уловить нотки гордости за предка:

–Он помогал королю Свеку покорять диких кровлов!

Слав слегка растерялся. Кровлы? Он-то ожидал чего-нибудь другого. Более понятного, что ли.

–А это что ещё за звери такие?

С чувством полнейшего превосходства девушка ответила:

–Кровлы были дикарями! Они не хотели подчиняться королю и жестоко сопротивлялись. Даже женщины, старики и дети! Они были настолько дикими, что многие бросились со скалы, когда поняли, что проиграли, и им придётся покориться! И вот за победу над этими животными благородный Лемм и получил титул!

Последние слова Левса проговорила, как прилежная ученица. Но, когда её глаза натолкнулись на взгляд Слава, девушка испуганно отпрянула от окошка. Столько ненависти было в его взоре. Гнев душил его и перехватывал горло. Ему пришлось сделать несколько глубоких вздохов, чтобы хоть немного успокоиться. И всё равно, когда он заговорил, слова вырывались со свистом. Потому что говорить ему приходилось сквозь стиснутые зубы:

–Насколько я понял, эти кровлы были свободным народом? А король решил сделать из них рабов? Так? А Ваш, столь Вами ценимый предок, участвовал в войне на стороне короля. Значит, против стариков, женщин, детей! Вы до сих пор считаете, что Ваш предок – честный, благородный человек?– Слав ещё раз глубоко вздохнул.– Мои люди хотя бы убивают только воинов.

Не сводя глаз с испуганного, растерянного лица Левсы, Слав с криком ударил пятками лошадь. Животное прижало уши и рвануло с шага в галоп. Перед взором Слава мелькнули лица его воинов, охранявших пленницу. Хоть в их глазах и читалась благодарность, они почему-то отворачивались от своего командира. Слав не стал задумываться о причине такого их поведения. Ему надо скорее успокоиться. Иначе он начнёт кричать на девушку. А она-то, по большому счёту, и не виновата вовсе. Ну не виновата девчонка, что её пращур был мерзкой скотиной. Единственная её вина состоит в том, что слишком восхваляет эту мразь. Хотя, если подумать, и в этом нет её вины. Ей же с самого детства эту чушь в голову вдалбливали. Да что там! Она и сейчас ещё совсем ребёнок! Так что и тут Левса не виновата.

За какие-то пару секунд Слав вспомнил, с каким восхищением в его родном мире некоторые недалёкие люди рассказывали об охотнике Билле. Сделали из ничтожества героя! А так и не поняли, что из-за него огромное количество индейцев умерли с голоду. Он же сам гордился тем, что убил несчётное число бизонов. А эти животные составляли основную часть рациона индейцев. И всё это, что самое страшное, делалось не просто с одобрения правительства, а по прямому его указанию. А позже подобных Биллу превратили в героев. Всё же люди в любом мире одинаковы. Что же касается Слава, то он этого самого Билла и ему подобных выродков судил бы вместе с палачами Освенцима. Конечно, вместе с теми, кто подобные указы издавал. Да и до сих пор издаёт.

Слав мчался в головную часть обоза. По мере движения встречный ветер словно выдувал из него гнев. Когда он домчался до авангарда, вся злость из него выветрилась. Даже странным теперь казалось, что так взвёлся из-за какой-то ерунды. Давно бы уже пора привыкнуть, что люди редко, почти никогда не задумываются над элементарными вещами. Они привыкли пользоваться готовыми алгоритмами. Тем же, кто пытается вынудить их думать самостоятельно, предлагают выпить сок цикуты. И чтобы ему не пришлось отведать этого вкусного напитка, надо научиться не обращать внимания на проявления человеческой недальновидности. Но слишком уж часто возвеличивают всякое ничтожество. Особенно часто Слав сталкивался с этим в прошлой своей жизни. Да и хрен с ними, со всеми! И с теми, кого незаслуженно восхваляют. И с теми идиотами, кто восхваляет. И уж тем более плевать на тех, кто во всю эту брехню верит.

Теперь, вспомнив, как быстро завёлся от слов глупой девчонки, Слав даже улыбнулся. Доскакав до авангарда, Слав выяснил, что здесь тоже всё в порядке. Поболтав с Жоком, он решил проведать Лерга. Да и остальных раненых тоже. Хоть и служат герцогу, но всё ж таки тоже люди. Тем более ещё и суток не прошло, как они сражались плечом к плечу с его людьми. "И показали себя неплохо",– подумал Слав, вспомнив, насколько стремительной оказалась их атака.

–Как ты, Лерг?– Заглянув под полог повозки, Слав рассматривал раненого соратника.