Шрифт:
От того, что я так завожусь из-за этих грязных игр, мне хотелось придушить себя, и для возникновения этих желаний даже не нужно было ждать утра. Проклятому телу было никак не достаточно этих «ручных игр», оно хотело снова ощутить в себе член Джена, полностью. Чтобы он заполнил, скользил, обладал. И самым постыдным было то, что эти плотские желания уже почти полностью подавили разум, не позволявший мне превратиться в потакающее своим инстинктам похотливое животное.
Едва я переступила порог душевой, в меня вцепились десятки жадных глаз, для которых я все еще оставалась пирогом, который, вероятно – самый обычный пирог. Но то, что его запрещали попробовать, работало на него, как зловредная реклама, заставляющая из всего гастрономического разнообразия желать именно его.
За все время, проведенное в «Звездном кресте», я так и не сумела привыкнуть к этим взглядам. Хотя с другой стороны, это ведь хорошо? Значит, жуткое место, в котором я оказалась, не сумело сломать меня, подчинив своим извращенным представлениям о норме?
Подавив в себе традиционное желание прикрываться, я разделась, оставила вещи на крючке общей вешалки, и направилась в одну из секций, где увидела свободный душ. Открутив который, слегка поморщилась. Увы, вода здесь была далеко не идеальной, и часто даже попахивала железом. Мыло же, как нетрудно догадаться, не было из дорогих, ароматных, пахнущих изысканными духами (или, хотя бы, зеленым яблоком). Потому запах воды нисколько не перебивало.
Но даже так, это была возможность смыть с тела более мерзкие запахи. Грязь, пот, и прочие телесные выделения. А для тех, кому «повезло» не так, как мне – еще и унизительный запах изнасилования. Хоть после душа кожа и ощущалась стянутой, при этом странно попахивая… по сравнению с тем, что было до душа, после она казалась просто волшебно упругой и божественно благоухающей.
Намылив одну из мочалок общего пользования, я принялась остервенело отдирать свое тело. Про себя уже предвкушая день, когда смогу точно так же – но уже дома, в горячей ванной, с помощью ароматных гелей – отмыть себя от запахов «Звездного креста». С концами.
Когда большая, грубая рука коснулась моей спины, я решила, что мне просто показалось. Ведь пока я вещь Джена, меня защищает его авторитет, а значит, никто здесь не посмеет прикоснуться к моему телу. И мне даже в голову не могло прийти, что тем, кто дотронулся до меня, был сам Джен. Ведь он, в конце концов, вел себя, как ни крути, странно. Потому когда эти сильные руки резко схватили меня за плечи и развернули, я сумела лишь шокировано выпучить глаза и моргать намокшими под душевой водой ресницами.
– Что происходит? – испугано прошептала я, внезапно поняв, что меня жутко раздражают намокшие волосы, плотно прилипшие к спине.
– Что? – с ухмылкой протянул Джен. – Я просто захотел потрахаться. Это кажется тебе странным, белочка?
– Со мной? – тихо-тихо пробормотала я, не веря своих ушам. – Но я… не хочу…
– Думаю, пора напомнить – что тебе, что другим, – чья ты вещь, – прошипел мужчина, прижимая меня спиной к холодной, мокрой стене душевой. Его член, уже налившийся кровью, уперся мне в живот. Я же по-глупому смотрела то на него, то вверх – туда, где надо мной нависало насмешливое лицо Джена.
– Прямо здесь? – отчаянно пискнула я, дрожа всем телом, и ощущая, как меня охватывает отвратительное возбуждение.
– Здесь лучше всего, белочка, – хмыкнул король тюрьмы. И склонившись над самым моим ухом, добавил: – Чтобы все-все видели. А то их слишком удивляли мои частые походы по шлюхам, когда у меня есть собственная вещь. Так что пора развеять их подозрения. Заодно и поставить тебя на место, которое ты, похоже, немного подзабыла, – выдохнул Джен, схватившись за мои бедра так сильно, что я охнула от резкой боли.
Подхватив, заключенный приподнял меня, и я ощутила, как в мое влажное от возбуждения тело легко, без малейшего сопротивления, проскользнуло его мужское естество! Что хуже всего, я застонала – тихо, протяжно, блаженно. Словно наконец-то получила то, чего так давно хотела, чего желала, подавляя свои желания. И когда Джен сделал первый толчок, я лишь обхватила ногами его бедра, обвила руками шею, крепко держась за широкие плечи, и принялась стонать – как можно тише… хоть эти стоны, без сомнения, слышали все заключенные, собравшиеся в душевой, и глазеющие на нас. Возможно, во всем виновата падающая на нас горячая вода, сделавшая мое тело таким податливым. А может, те чертовы забавы, которыми этот мерзавец раздразнивал меня ночь за ночью. Но что бы там ни было, справиться с этим казалось совершенно невозможным!
Он был груб, причем груб демонстративно, словно на публику. И со стороны каждое его движение, безусловно, действительно казалось невероятно жестоким. Вот только я чувствовала эту наигранность картины, создаваемой для десятков свидетелей. Он брал меня без ненависти, злобы, или желания унизить, я слишком хорошо это ощущала. И даже когда его рука периодически похлопывала меня по ягодицам, разнося по душевой звонкие шлепки, я испытывала боль, которая возбуждала, но не унижала.
Ничего не понимаю. Что происходит? Почему Джен сейчас такой… только сейчас?