В Иркутске нас встречали колокольным трезвоном, отчего-то в городе решили, вот-вот начнётся война с китайцами и отряд великого князя — защита и спасение от неминуемой погибели. К сожалению «набросившего на вентилятор» сплетника отыскать не удалось, хоть и старались.

В походе на внешний лоск и единую форму внимания не обращали, разве что дважды, в Екатеринбурге и Красноярске, прощаясь с гостеприимными хозяевами вырядились в парадную форму и устроили что-то вроде торжественного марша, когда уходя на восход, мои финляндцы гордо чеканили шаг и складно орали «боевые», немного похабные песни. Аборигены, как уральские так и сибирские невероятно впечатлились, в воздух летели и чепчики и малахаи. Пришлось потом то ли семерых, то ли восьмерых романтиков, юных «путешественников» убежавших вслед за Экспедицией, отлавливать и возвращать родителям. Выпороли конечно неслухов, а как иначе? Но! Каждому такому «бегунку» Константин ЛИЧНО написал приглашение, по достижении совершеннолетия и в случае зримых успехов в изучении наук, прибыть на Сахалин или в американские владения Российской империи для служения Отечеству. Как затем рассказывали «знающие люди», — почти все письма великого князя были помещены родителями в рамочку и хранились в красном углу. Ну а что — необычный немного «пиар» романтики дальних странствий, неформатный, так и век покамест только девятнадцатый…

Думаю, моё разномастно одетое воинство чертовски походило на армию батьки Махно, только вместо тачанок казаки и гвардейцы ладили сани, куда и сгружали нужные для всякого переселенца вещи и небольшой запас сена. А что — деньги были, лошадей на каждого минимум по две, трястись же всё время в седле удовольствие так себе.

Был невероятно удивлён, обнаружив у казаков лопаты, косы, вилы и топоры «Завода железных изделий Константина Кузнецова». Неужели из Петербурга надо переть такую тяжесть? Срочно подумать над расширением производства мелочёвки, разного там инвентаря и посуды где поближе, в Сибири, да в том же Томске поставить филиал моего заводика, чего пропадать наработанным технологиям.

Казаки ушли вперёд, предварительно истратив великокняжеские полусотенные «подъёмные» на закупку полезных всякому переселенцу вещей. Пропивать свои дарственные деньги Константин строго настрого запретил, приказав употребить их в ДЕЛО, ну и станичники не подвели — ни одного случая злоупотребления алкоголем!

В самом деле — какой смысл тащиться некоей «великой армией»? Войны с Китаем нет, можно и небольшими отрядами передвигаться. А в качестве охраны, помимо офицеров свиты и личного конвоя, — восемьсот гвардейцев Финляндского полка, и без казаков небольшую победоносную войнушку можно организовать, если учесть как англичане в Опиумной войне силами четырёх или пяти максимум тысяч громили наиболее богатые и густонаселённые провинции Поднебесной и разгоняли сильнейшие китайские армии. На севере же к трёхтысячному отряду казаков, пришедшему на Амур с братом Сашей, добавляется полторы тысячи «моих» станичников. Да ещё тысяча гвардии, конвоя и офицеров свиты. Силища! Правда родитель, как чуял — в грозном письме велел не отвлекаться от основной цели «путешествия» и проинспектировав дальневосточные и заокеанские владения Российской империи возвращаться тем же сухопутным маршрутом в Петербург. Николая Павловича почему то волновало прохождение мыса Горн, и он категорически запретил особо усердствовать в океане. Так, по чуть-чуть, — от Сахалина на Камчатку, потом на Аляску, засим до Калифорнии и обратно тем же маршрутом, ни в коем случае не пересекая Тихий океан «напрямки», что мне, как генерал-адмиралу, было даже немного обидно.

Хотя, строжась, венценосный родитель всё же заботился о строптивом сыне — не пожалел четырёх фрегатов с лучшими экипажами, чтоб Константин и на шаткой палубе чувствовал силу и мошь российского флота, подкреплённую сотнями орудий.

Рандеву с эскадрой намечено в августе в Александровске-Сахалинском, потом уйду на «Авроре» с «Палладой» в Новоархангельск. Там и зазимую. Или всё таки в форте Росс?

А пока середина июня 1844 года, яхта «Надежда» под всеми парусами летит по Амуру. Геннадий Иванович, со времени «закрытия Амурско-Сахалинского вопроса» за пять лет изрядно изучил реку, прошёл от устья Амура и до слияния Шилки и Аргуни с десяток раз, умудрившись практически в одиночку составить лоции, на некоторых участках весьма и весьма подробные. Титанический труд выдающегося морского офицера по достоинству оценил император, видящий (с подачи Литке) в ближайшем будущем Невельского адмиралом и командующим морскими силами России на Тихом океане. Назвать небольшой отряд из пяти фрегатов и десятка транспортов и шхун флотом отец категорически не желал, а мне пролоббировать «создание» Тихоокеанского флота куда раньше чем в моей реальности, не удалось, сколь ни старался.

Геннадий Иванович после бурной и радостной встречи с учеником, старался убедить Константина в необходимости создания Амурской военной флотилии, каковая будет серьёзно воздействовать на китайских соседей, даже и при занятии правого берега Амура казаками-переселенцами.

Патриот и державник Невельской указывал, опираясь на карту Амурского бассейна, на возможность перерезать коммуникации маньчжурам, продвигаясь по достаточно полноводной Сунгари и беспрепятственно высаживая десанты в глубоком тылу неприятеля. Пришлось согласиться с наставником, некогда обучавшим маленького Костика азам морской науки. Однако предложил проработать вопрос укомплектования Амурской флотилии исключительно пароходами, не зависящими от погоды и речных течений.

«Надежда» оказалась вполне скоростным судёнышком, — по течению да под парусами шли быстро. Немного «сбивали темп» гостеприимные казаки-амурцы. Прослышав о продвижении великого князя Константина на «струге», переселенцы готовили знатное угощение и выходили на лодках навстречу нашему каравану — приглашали в гости. Обеды плавно перетекали в беседы-инструктажи. Вначале старался намекнуть, а потом, отбросив дипломатические приёмы, прямо указывал — маньчжуров от Амура изгонять как можно дальше. И неважно где попались «соседи» левый ли берег, правый ли. Все они по сути своей разбойники, хунхузы, живущие грабежом православного люда. И кому как не казакам пресечь эти бесчинства. Судя по тщательно скрываемым ухмылкам доблестных представителей Амурского казачьего войска, решительности в «маньчжурском вопросе» им и без Костиного инструктажа было не занимать, но то, что великий князь, сын императора пусть и в неформальной беседе, одобряет тактику «русификации Амура» грело души «дальневосточных пионеров»…

Кстати, казаки сумели отладить достаточно эффективную систему переезда в края дальние, вслед за мужьями, женщин и детей. Как правило, от станицы уходил обоз, или караван, кому как угодно пускай так и называет, который вели три-четыре «пожилых» (от сорока до пятидесяти лет) казака. Оптимально в таком караване «перемещались» два-три десятка женщин с ребятишками. Донские да кубанские Аксиньи многим мужикам фору могли дать в обращении с лошадками, так что небольшие партии переселенцев двигались на Амур вполне ходко. Мой отряд гнал гораздо быстрее и обгонял порядочное количество таких «караванов», тогда и посмотрел на их организацию. Нет, всё-таки казачество надо всемерно поддерживать. Это не опереточные чудаки из моего времени, это бойцы и труженики каких поискать. На казаков и сделаю ставку в колонизации Калифорнии, решено!

Невельской весьма неодобрительно смотрел на мои вылазки на сушу и прохождение части «амурского маршрута» по так называемой «царской тропе». Как уже упоминал, по левому берегу Шилки и Амура идущие с цесаревичем Александром отряды, «пробили» довольно таки приличную тропу. На дорогу она конечно не тянула, но конные отряды передвигались вполне комфортно. На санях и телегах здесь перемещаться проблемно, ну ведь только начало! Дал «ценное указание» казакам — отловленных маньчжуров не убивать без нужды, а использовать на работах по превращению тропы в полноценный тракт. Река рекой, а хорошая дорога не помешает. Хуторские и станичные атаманы кивали согласно, но просили войти в положение — рук рабочих катастрофически не хватало и все «отловленные узкоглазые» вкалывали на заготовке леса. Стройки шли грандиозные, не до отвлечения на тропу, будь она хоть сто раз «царская».