– Жизнь и честь донны Фьоры спасены, чего и хотел бог, сир. А я становлюсь пленником вашего величества.

– Это как раз то, чего нам хотелось бы, но, прежде чем мы вынесем окончательное решение, ответьте на один вопрос. Если мы теперь дадим вам свободу, что вы с ней сделаете?

– Я возвращусь туда, откуда пришел, сир! – твердо сказал Филипп.

– О!

Вздох Фьоры был слишком слабым, но король все-таки его услышал и жестом приказал ей молчать.

– Вы хотите сказать, что вернетесь в монастырь? – уточнил он.

– Да, сир. Я не хочу больше служить никакому хозяину, кроме бога. И пусть король меня простит.

– Мы не можем вас упрекать за такое высокое устремление, но ваша свобода все еще находится под вопросом. Итак, мы предлагаем вам выбор: либо вы уезжаете с вашей супругой и сыном в свои бургундские земли, которые за вами сохранены, и живете там, либо вы проведете несколько невеселых лет в нашем замке Лош, в одной из его темниц! Подойдите сюда, донна Фьора!

Молодая женщина подошла к своему супругу, на которого не осмеливалась взглянуть.

– Сир! – произнесла она и подняла на короля свои полные слез глаза. – Я умоляю ваше величество не ставить мессира де Селонже перед таким трудным для него выбором. Разрешите ему вернуться в монастырь, если он этого желает.

– А что будет с вами, мадам?

– Все, что будет угодно королю, – тихо сказала Фьора. – Я подчиняюсь вашей воле. Я страшно устала...

– Надо думать! – кивнул король с сочувствием. – Как бы то ни было, за вами остается Рабодьер, который я вам дарю пожизненно с правом наследования вашими потомками. Однако посмотрите, что там?

К ним приближалась принцесса Жанна, которая покинула трибуну после того, как окончился поединок, и отец ей что-то прошептал на ухо. Она вела за руку маленького Филиппа, а следом шла Леонарда.

Как и все собравшиеся, Филипп тоже повернул голову туда, куда смотрел король. При виде принцессы и очаровательного малыша он замер. Жанна наклонилась к Филиппу:

– Не хотите ли обнять вашего отца?

Малыш с восторгом смотрел на высокого рыцаря в полном вооружении. Именно таким он представлял своего отца. Мальчик бросился к Филиппу, который встал на колено и раскрыл объятия, но не мог прижать сына к груди, потому что стальные доспехи могли причинить ему боль. Но он обнял его с такой нежностью, что это вызвало довольную улыбку на лице короля.

– Я думаю, – вздохнул он, – что тут все ясно!

С трудом поднявшись, он спустился по ступенькам трона.

– Мы не собираемся требовать от вас клятвы верности, – сурово произнес он, обращаясь к Филиппу. – Однако настаиваем на официальном признании того, что отныне вы не станете никаким образом вредить нам и не будете прививать своим сыновьям ненависть к Франции, а, напротив, разрешите им поступить на нашу службу. Не забывайте, что Селонже находится в Бургундии, а сама Бургундия снова принадлежит французской короне.

Филипп поднялся с колен, а мальчик подбежал к матери. Селонже некоторое время смотрел на этого невысокого роста человека, над которым возвышался на целую голову и который внешне так мало походил на настоящего короля, хотя временами от него исходила властная сила. Филипп опустился на колено и поднял руку, как это принято в момент принесения клятвы:

– Клянусь своей честью и именем, которое ношу, сир. Отныне никто из рода де Селонже не поднимет оружие против короля Франции.

– Мы благодарим вас! Вот, донна Фьора, вы и обрели семью! Именно вам мы поручаем этого бунтовщика. Теперь вы будете его охранять, и мы не сомневаемся, что...

– Нет, сир, ради бога! Сжальтесь, я не вынесу такой ответственности!

– Делайте с ним все, что вам угодно! – благодушно махнул рукой король. – А мы хотим пожелать вам доброй ночи. Ну, как, дочь моя, – обратился он к герцогине Орлеанской, – довольны ли вы своим отцом?

– Да, сир! Я никогда не сомневалась в вашей справедливости! – улыбнулась Жанна. – Но зачем надо было подвергать донну Фьору такому жестокому испытанию? Неужели вам и вправду было необходимо обращаться к божественному правосудию?

Так, продолжая беседу, они направились к дворцу. Король улыбнулся, а затем наклонил голову и сказал, чтобы все могли это слышать:

– Конечно же, нет! Я почти сразу понял, что мадам Селонже стала жертвой заговора, но было необходимо, чтобы все подумали, что ее жизнь в опасности, и таким образом я смог добиться от ее упрямого супруга, чтобы он вышел из своей норы.

– Но как же она сама? Почему нельзя было предупредить ее?

– Потому что она тем не менее совершила очень много глупостей и заслуживала небольшого урока. Но ей не стоит знать об этом. Я не люблю посвящать окружающих в ход моих мыслей. А теперь, дочь моя, нам пора пообедать. По правде сказать, все это очень возбудило мой аппетит!