– Ну уж нет! – воскликнул Деметриос. – Люди, воспринявшие греческую культуру и философию, уже никогда больше не вернутся к прежним варварским временам. И я даже готов предсказать вам, что произойдет, если духовенство будут принуждать исполнять то, что приказал папа: оно просто скинет его, как ненужную вещь. Во всяком случае, я был бы сильно удивлен, если архиепископ подчинился бы ему.

– До чего же приятно разговаривать с вами, Деметриос, – сказал Коммин, улыбнувшись. – Вы необычайно проницательны. Но хватит политики! После такой трапезы это даже просто неприлично!

– Тогда о чем же еще вы хотели бы поговорить? – спросила Фьора с улыбкой. – Ведь политика поглощает три четверти вашей жизни.

– Тогда поговорим о вашем будущем. Я, кажется, говорил вам, что в вашем доме, в котором вас ждут с нетерпением, все осталось по-прежнему. Полагаю, что и вы сами хотите туда вернуться как можно скорее.

– Еще как хочу! – воскликнула Фьора. – Я так скучала все эти месяцы разлуки по моим домочадцам. А мой сын даже не знает меня, ведь меня похитили сразу же после его рождения. Вдруг я не понравлюсь ему?

– Выходит, у парня плохой вкус, если он не признает такую мать, как вы, донна Фьора, – вздохнул Мортимер, вставая из-за стола после сытной еды и прохаживаясь по огромному прохладному залу. – Но мне лично кажется, что вы зря беспокоитесь, ведь сам король обожает вашего мальчика. Уж как он радуется, когда видит его. А как возвращается с охоты, так всякий раз заглянет в ваш замок, чтобы только взглянуть на дитя.

– Это правда? Он приходит навестить моего Филиппа?

– Ну да! Вы же знаете, как он заботится о наследнике престола, слабом и хрупком ребенке! А этот малыш без отца и матери очень трогает его. Он ему как родной дедушка.

– Кто бы подумал, что он такой заботливый и нежный! – прошептала в волнении Фьора. – Я не считаю себя достойной его доброты, но буду счастлива встретиться также и с ним.

– Отлично! Так когда же мы отправимся в путь? – спросил шотландец.

Они решили отправиться в путь на следующей неделе, чтобы Фьора успела как следует собраться, к тому же ей не хотелось обижать Лоренцо поспешным отъездом. Итак, Фьора и Коммин должны будут покинуть Флоренцию в один и тот же день, но в разных направлениях: один поедет сначала в Рим, а потом снова вернется во Флоренцию, так как король считал, что его посланник должен быть рядом с Медичи в эти тяжелые времена; другая направлялась во Францию, не зная, вернется ли она когда-нибудь во Флоренцию, так как теперь это зависело только от решения Филиппа.

Когда гости уехали в город, Фьора, взяв под руку Деметриоса, увела его в сад. Стояло лето, вдоль дорожек сада, посыпанных гравием, распускались розы, а лавровые деревья уже покрылись букетиками цветов. При виде этой красоты у Фьоры сжалось сердце: неужели ей придется покинуть и этот дом, и этот сад? Деметриос, наблюдающий за ней, заметил, как слеза задрожала на ее ресницах. Он крепче сжал ее руку:

– Тебе жаль уезжать отсюда?

– Ты знаешь, да... И все-таки ты не можешь себе представить, как я хочу поскорее увидеть Филиппа. Мы могли бы снова стать счастливыми. Порой мне кажется, что я сама себя плохо понимаю. Как будто во мне живут две женщины.

– Не «как будто», а так оно и есть. Одна женщина связана с Флоренцией глубокими корнями, воспоминаниями счастливого детства и юности, другая страстно любит своего мужа. Ты же страдаешь при мысли о том, что должна покинуть свой любимый город, не зная, что ждет тебя впереди. Скажешь, я не прав?

– Ты всегда прав. Ведь мы с Филиппом так мало пробыли вместе, а успели причинить друг другу столько боли.

– Не хочешь ли ты сказать, что, если бы не твой сын, ты бы не вернулась?

– О нет, ни на один миг! Какие бы испытания ни ждали меня впереди, моя жизнь – это Филипп, и я никогда не откажусь от него.

Садовая дорожка незаметно привела их к гроту. Деметриос указал на него легким кивком:

– Ну а как же этот?..

– Он забудет меня. И очень скоро. Ведь ему предстоит защищать свой город, да и флорентиек, мечтающих о нем, не так уж и мало. Взять хотя бы Бартоломею дель Нази, а уж о других я и не говорю.

– Возможно, ты и права. А ты сама-то сможешь его забыть?

– Никогда... Хотя нет, ведь я его уже начинаю забывать.

– Довольно интересный ответ, – усмехнулся Деметриос. – Я бы сказал, трудный для понимания. Даже для мужчины, который считал себя знатоком женщин!

– Безусловно, это трудно объяснить. Лоренцо исцелил мои душевные раны, которые казались мне неизлечимыми. Это он вернул мне вкус к жизни, окружил теплом, дал столько радости. Но ведь и я со своей стороны сделала все возможное, чтобы залечить его рану, нанесенную ему смертью его любимого брата.

– А если ему вздумается оставить тебя навсегда при себе и вопреки всему?

– Ты хочешь сказать, что он оставит меня насильно? – изумилась Фьора.

– Хотя бы!

– Нет, он не таков. Знаешь, он мне сказал однажды, что надо успеть быть счастливым, потому что никто не знает, что нас ожидает завтра. Я уверена, что он понял, что это «завтра» для него уже наступило.