Не, стены толстые, взрыв — направленный. Кто на унитазе — того сквозь крышу вынесет с гарантией. А так — сомневаюсь. Разве что кирпичами присыплет.

Что же делать? Уйдёт Мухрявый.

Жди. Шукляев после такого точно на толчок побежит.

Да Шукляев и без того уже — труп. Лучше бы Мухрявого — сквозь крышу пустить!

Ну, позови Индигу, может, она ему внушит внезапный позыв…

Шутишь? И то — что ли позвать? А вдруг… Доктор!

Однако помощь таинственных сил на этот раз не понадобилась. Сергей Сосоевич, взявшись за ручку громадного холодильника, спросил издевательски подобострастно у Николая Ивановича:

Вам сколько льда класть? — И открыл сверкающее белизной чрево агрегата.

Оттуда рявкнуло так, что в квартале от дома правительства из всех зданий повылетали стёкла. То, что за секунду до взрыва было Мухрявым, сквозь окно огненной кометой прочертило небо над площадью. Гуляющие в ужасе замерли, кто-то побежал, крича. Упав в фонтан, тело зашипело и погасло. Некоторым из свидетелей также показалось, что хлопка было два, а кто-то после с пеной у рта доказывал, что сквозь крышу вылетел предмет, похожий на унитаз.

Тайсон в недоумении глянул на Князя. Потом их взгляды скрестились на Хельге. Она потупилась, пряча что-то за спину, как напроказившая школьница.

Ну да, я там у них водички попила из холодильника, без газа. Ну, и решила заодно тебя подстраховать…

Прощать своих врагов — занятие не только душеполезное, но и, как выяснилось, приятное. В том, разумеется, случае, когда твой враг мёртв. Прохор пожертвовал Николо-Белозерскому монастырю искусно застаренную икону в дорогом окладе и заказал о. Трифону панихиду по невинно убиенному Сергию (Мухрявому.) Авось и Сосоевич на том свете простит его и словечко замолвит. Тем более, что Прохор в его смерти был невиновен ни сном ни духом. Вот только общественное мнение на этот счет склонялось к обратному.

«Благонамеренный», возглавляемый после гибели Бачковского неким Модестом Серафимовичем Саровским, из номера в номер нагнетал не вполне понятную истерию о засилии в области инородцев. Также доставалосьзлобным проискам московских и вообще иногородних корпораций. Мухрявый, как уроженец Тбилиси, был объявлен грузинско-НАТОвским агентом влияния, а смерть его — справедливым актом народного гнева. При этом некая экзальтированная поэтесса Лана Лохматова опубликовала написанный былинным слогом опус, восхвалявший подвиг «православного богатыря-освободителя Прохора», что покончил в бою с иноземным поганым чудищем. Самолюбие В. П. Прохарчина такие вещи приятно щекотали, но настороженный волчий инстинкт предостерегал: что-то здесь накосячено. Парашей попахивает. Может, менты-гниды суетятся — выманивают? Прохор в предоставленной о. Трифоном келье раздумчиво макал просфору в кагор, анализировал… ФСБшники Мухрявого взорвать не могли. Их стиль — отравленные зонтики. На шахида-камикадзе Сергей Сосоевич, при его жизнелюбии, тоже явно не тянул. Получается — действует некая третья сила. Кто взорвал Мухрявого — тот и разгромил казино, и грохнул мэра. И всё это время он, Прохор, не с теми воевал. Кто же они? Исламисты? По стилю похоже, эти любят повзрывать…

Абдулла! Зайди.

Бесшумной скорбной тенью перед ним возник Полит-задэ. Прохор изложил ему свои соображения.

Пошурши среди своих, кто тут нам может гадить в песочницу?

Через два часа Абдулла Полит-задэ вновь возник перед Прохором, держа в руках несколько фотографий и принтерную распечатку. Прохор с интересом разглядывал улыбающуюся блондинку в полевой форме. Позирует, как на съёмках боевика. Ого! Да это дочка самого Вити Чёрного! Яблонька от яблочка…

Кто с ней в бригаде?

Пока не выяснили. Но наши их тоже ищут. Она приговорена Талибаном, — печально, с лёгким певучим акцентом произнёс киллер.

Выходи на ментов и узнай всё, что на них есть. Любые ниточки. Можешь там сдать пару наших штрафников из братвы — пусть хавают. И сразу докладывай мне. Я должен выйти на них первым.

Если что — валить?

Ты слишком горячий, Абдулла. Убийство — грех. Мне в этом городе с ними делить нечего. А господь велел договариваться.

Хельгу мне заказали наши.

А ты не торопись. На тот свет не опаздывают. Сначала приведи её ко мне — а там поглядим, что с ней делать. Может, и отдадим братьям-мусульманам, если хорошо попросят. А может, и себе оставим. Как фишка ляжет. На всё воля Божья, Абдулла.

Аллах Акбар.

Воистину акбар. Ступай, работай, бусурманин.

Судьба двойного агента всегда незавидна. Зачастую он становится разменной монетой в руках таких сил, о существовании которых и знал-то разве понаслышке. Олег Столбов, сунув в сейф занудное дело о даче взятки управдому пенсионером Коковихиным, прихватил свою элегантную трость-зонт и направился к выходу. Кивнул охраннику и направился к пешеходному переходу. Все мысли его вертелись вокруг покинутой Индиги. На переходе, вместо того, чтобы дать ему дорогу, чёрный джип взвизгнул тормозами и распахнул дверку перед самым носом опешившего следователя.

Садысь. Подвезу.

Из глубины салона мелькнуло лицо явно кавказской национальности.

Что такое? Я вас не знаю, — испуганно выкрикнул Олег, озираясь. От обочины к нему метнулась массивная фигура и, заломив локти, молча впихнула в джип. Сама фигура, утрамбовав его, поместилась следом, и машина рванула с места. Вся сцена похищения заняла от силы секунд пять, и зрелищностью не отличалась. Да и наблюдать-то её, по сути, на пустой улице было некому. Ну, если не считать полупьяной торговки семечками, дежурившей с утра до вечера возле своего ящика каждый день и никогда ничего не продававшей. «И на что пьёт?» — раздражался, бывало, Олег, наблюдая её ежедневно из своих окон. Раз даже пожалел убогую — купил у неё кулёчек семечек. Они оказались несъедобными и только замусорили карман.