И вот, как человек решительный и не терпящий компромиссов, он решил уйти из этой жизни, чтобы никому больше не мешать. В одно утро Саня погрузил в машину собак и котов, взял отцовский пистолет, написал записку, чтобы никто ни о чём не переживал. В случае его смерти дом, по завещанию, переходил к бывшей жене, которая об этом должна была узнать только из этой предсмертной записки. Бизнес он оставил своему бухгалтеру, пожелав ей оставшуюся часть жизни прожить во здравии и семейном благополучии. Сане уже совсем ничего не хотелось в этой жизни, как будто ему было не сорок, а все сто лет. Животных вместе с машиной он решил оставить у товарища, который жил далеко за городом и содержал свои ставки с карасями, карпами и огромными толстолобиками. Всё было готово к смерти, совсем не христианской и, по своей сути, глупой. Но Саня считал такой выход из положения самым правильным и даже гуманным по отношению к своему окружению. В результате все остаются в выигрыше от его смерти – и жена, и бухгалтер, вот только животных жаль… «А так, всё нормально, – поддерживал себя Саня сумасшедшими оправданиями, – ни он первый, и не он, видимо, последний…»

В тот день у протоиерея Николая Круглова с самого утра всё складывалось неудачно. Впрочем, так он говорил о своей жизни вот уже несколько последних месяцев. И не просто говорил, а буквально возмущался своим громким голосом с нескрываемой злобой, не стесняясь ни начальства, ни прихожан, ни, тем более, своей семьи. Такое поведение было совсем не похоже на то, как должен вести себя священник, но это батюшку волновало меньше всего и в последнюю очередь. Он считал себя хорошим настоятелем и верующим человеком, а что про него думают люди, и даже начальство, ему было всё равно. По мнению многих окружающих его людей, отец Николай просто сошёл с ума, потому что раньше он был совсем другим. Этот вывод многое оправдывал и объяснял в его поведении, и некоторые прихожане его даже жалели, как болящего, а остальные, и их оказалось большинство, просто ушли из храма.

Вот и сейчас, как только он переступил порог дома, тут же, без всяких причин, накричал на свою жену, матушку Екатерину, дал подзатыльник старшему сыну Игорю, посылая его за водой, и ногой двинул в бок старому коту Никону, которого никогда не любил, как, впрочем, и других домашних животных. Катя привычно выслушала истерику своего мужа, даже не задумываясь над причиной крика, и тем более не стала оправдываться и отвечать на хорошо знакомые ей претензии. По её уставшему лицу было видно, что все эти речи уже давно ей были знакомы и не вызывали особых эмоций и возмущений. Николай всегда ругал всех без разбора: политиков, католиков, начальство и, конечно, местных жителей, особенно тех людей, которые не ходили к нему в храм. Батюшка обзывал их разными не хорошими словами, и делал это в самых публичных местах – в магазинах, да и просто на улице мог обидеть любого человека, который вовсе и не собирался общаться со злым священником. Пару раз он даже получал за свои слова по морде от молодых людей, которых он пытался, так сказать, поставить на «путь истинный», но считал эти побои чуть ли не страданием за веру Христову. Что–то произошло с ним несколько месяцев назад, но никто не мог вспомнить, из–за чего всё так случилось, что вполне нормальный священник вдруг стал нетерпимым человеком и довольно жёстким настоятелем местного храма.

Матушка Екатерина привыкла к такому странному, мягко говоря, поведению мужа, принимала всё молча, проглатывала обиды тихо, проявляя максимум терпения с молитвой в сердце об исцелении Николая. Но в последнее время она стала успокаивать себя хорошими дозами любого алкоголя, потому что её психика была на пределе, своих внутренних сил уже не хватало. Она была истощена и подавлена, но всё ещё терпела ради детей и прихожан – всё–таки семья настоятеля, надо было «марку» держать из последних сил. Отец Николай уже несколько раз предупреждал свою жену об опасности женского алкоголизма, но она только отмахивалась и говорила, что пьёт понемногу и только для здоровья. Сама же прекрасно понимала, что только пару стаканов вина помогают ей выдержать отвратительное поведение мужа–священника, из–за которого она уже давно не исповедовалась и не причащалась, хотя была церковным человеком с раннего детства.

Но сегодня она особенно была пьяна, и когда отец Николай в очередной раз на неё крикнул из–за, якобы, остывшего ужина, она прямым текстом послала его матерними словами и с шумом выбежала на улицу, громко хлопнув дверью. Он попытался её остановить криком и угрозами, но у него ничего не получилось, и его слова утонули в резком и громком ответе матушки уже с улицы, что она его когда–нибудь убьёт. В открытое окно Николай выкрикнул, что домой она может больше не возвращаться, и так громко хлопнул створками окна, что стекла в нём потрескались, как лёд по весне. И тут он увидел своих детей, которые от страха вжались в угол комнаты и со слезами на глазах тихо просили его не кричать на маму. Кроме Игоря, которому было уже двенадцать, у отца Николая была и дочь Вера, родившаяся семь лет назад. Она сильно плакала и вся тряслась от страха.

Николай ничего не ответил на их слёзные просьбы, достал бутылку коньяка, выпил у них на глазах из горлышка изрядную порцию крепкого напитка и приказным тоном сказал детям, чтобы они шли спать, а сам включил свой любимый футбол, мысленно ругая жену за её пьянство. Досталось и начальству, которое сегодня обещало выгнать его со службы за грубость и хамство с прихожанами. Значит, кто–то из прихожан на него нажаловался, сердито думал священник, большими глотками отпивая коньяк из бутылки. Поэтому много бранных слов мысленно было сказано и в адрес тех неизвестных прихожан – жалобщиков, за которых он раньше усердно молился, а теперь с нескрываемой злобой осуждал их поведение. Но больше всего сегодня он был возмущён встречей с двумя бизнесменами, которые отказали ему в помощи и попросили к ним больше никогда не обращаться. Они даже не стали объяснять причину своего отказа, но дали понять, что всё равно этого храма, скорее всего, уже совсем скоро не будет, а священнику просто так давать на жизнь они не намерены, не видят в этом смысла… В ответ отец Николай накричал на бизнесменов, назвал их ворами и бандитами, и пожелал им быстрейшего разорения и страшных мук после смерти. На удивление, его никто не перебил и даже не стали вызывать охрану. Просто дождались окончания истерики и спокойно указали на дверь.

Уже идя по коридору, отец Николай вдруг вспомнил слова о том, что «скоро не будет его храма», и решил вернуться, чтобы прояснить смысл этого высказывания. Однако у дверей уже стоял охранник, который по–хорошему и с улыбкой помахал пальчиком так, чтобы у священника даже мысли не было прорваться в кабинет. Николаю ничего не оставалось делать, как развернуться и направиться домой. И уже в самом конце коридора он услышал голоса, которые были слышны сквозь дверные стёкла. Отец Николай оглянулся по сторонам, и, увидев, что рядом никого нет, подошёл ближе к дверям, чтобы подслушать разговор. До Николая доносились лишь обрывки фраз, но и из них он понял, что по месту, на котором стоит его храм, собираются прокладывать дорогу к новому торговому центру… Услышав это, отец Николай чуть не взорвался от возмущения, но сдержал себя и понял, что у церкви появились враги, от которых он только что ожидал существенной помощи по обустройству территории вокруг храма, а они такое задумали, гады, церковь убрать! Что было потом, он помнил с трудом, и на то была существенная причина, о которой он вспомнит лишь в конце нашей истории…

А теперь его возмущению не было предела! Коньяк усиливал ожесточение, и ему захотелось прямо сейчас поехать к этим бизнесменам и устроить настоящие разборки, чтобы расставить все точки в отношениях. Очередной глоток спиртного напомнил о строптивой жене, которая от него только что ушла, но воспоминания о детях слегка смягчили его злость. Он просто не ожидал, что матушка так поступит, но и своей вины в этом не видел, поэтому и был возмущён таким поведением своей несдержанной супруги больше, чем когда–либо. А ведь когда–то он так её любил! Готов был ради Кати на любые поступки и подвиги. Первые годы почти каждый день приносил жене цветы и во всём помогал по домашнему хозяйству. В детках он вообще души не чаял. Много с ними гулял, читал и просто игрался, как ребёнок. Телевизора у них не было по принципиальным соображениям, хотя новое кино они всегда смотрели по интернету и с удовольствием обсуждали в кругу семьи.