— Прошу прощения, сэр.

Перед ним стоял невысокий коренастый блондин с шевроном службы безопасности аэропорта. В руке он держал портативный сканер с мигающей красной лампочкой. Когда Сантьяго открыл глаза, блондин быстрым движением поднял сканер и направил его на Мондрагона.

— Вы — Сантьяго Мондрагон, писатель, — удовлетворенно констатировал он, когда лампочка замигала зеленым. — Прошу следовать за мной.

Неслышно подошедший сбоку Иван сказал хмуро:

— И куда это? Может, объясните?

— А ты, парень, Айвен Кондратьефф, приемный сын этого мистера, — спокойно продолжал блондин. — К тебе это тоже относится. Вон туда, пожалуйста.

— Как думаете, куда это нас? — шепотом спросил Иван по-русски, пока они проталкивались за блондином к двери самой дальней кабинки с надписью “Только для персонала”. Сантьяго пожал плечами.

— В комнату пыток, сынок.

“Во всяком случае, для меня любая комната, где нет спиртного, превратится в застенки гестапо, — подумал он. — Интересно, можно ли вместо звонка адвокату попросить бутылочку пива?..”

Коренастый открыл дверь своим ключом и пропустил их вперед. За прозрачной перегородкой сидела рыжая веснушчатая тетка в фуражке офицера иммиграционной службы. Кроме нее, в комнате находилась еще совсем юная девушка в деловом костюме-двойке и темных очках. Роскошные черные волосы девушки были уложены в строгий пучок на затылке.

— Здравствуйте, господин Мондрагон, — произнесла она очень знакомым голосом. — Вот мы с вами и встретились.

Дана? Голос, без сомнения, принадлежал ей. Но когда Сантьяго звонил ей из Мехико-Сити, она выглядела лет на пять постарше. К тому же дурацкие очки-зеркалки не давали как следует разглядеть ее лицо. Мондрагон поклонился.

— Очень рад нашей встрече, сеньорита…

— Янечкова, — улыбнулась девушка. — Вы уже позабыли, как меня зовут, верно? Впрочем, ничего другого я от вас и не ожидала.

— Господин Мондрагон, — рыжая просунула в щель под перегородкой пачку каких-то документов, — как почетный гость Высокого представителя Совета Наций вы освобождаетесь от пограничного и таможенного контроля. Однако сопровождающий вас юноша обязан заполнить анкету иммиграционной службы и ответить на некоторые вопросы, касающиеся его жизни в протекторате Россия.

Сантьяго разозлился. Вожделенный глоток спиртного опять становился делом неопределенного будущего.

— Никакого допроса не будет, — решительно сказал он. — Мой сын — гражданин Европейского Союза и свободный человек с индексом В-10, а не какой-нибудь иммигрант. К тому же он несовершеннолетний, поэтому все вопросы, которые вы собираетесь задать ему, придется задавать мне, только не думаю, что Высокий представитель обрадуется, узнав, какой унизительной процедуре подвергся европейский литератор с мировым именем, прибывший в Хьюстон по его личному приглашению.

Поразительно, как ему удалось произнести столь длинную речь. Веснушки офицера иммиграционной службы медленно тонули в пунцовой краске негодования. Дана быстро наклонилась к ней и зашептала что-то на ухо. Рыжая продолжала наливаться кровью, приобретая удивительное сходство с москитом. Сантьяго захотелось изо всех сил хлопнуть ее рукой прямо по фуражке, чтобы проверить, лопнет она или нет, но тут Дане, наконец удалось найти какие-то неопровержимые аргументы, и рыжая капитулировала.

— Ладно, мистер Толстоевский, — сказала она, неодобрительно покосившись на Мондрагона. — Добро пожаловать в столицу мира, но не забывайте, что здесь вы всего-навсего иностранцы. Забирайте ваших гостей, мисс Янечкова.

Оказавшись за пределами зоны спецконтроля, Сантьяго повернулся к своей спасительнице и с галантностью истинного кабальеро произнес:

— Сеньорита Дана, у меня нет слов, чтобы выразить ту признательность, которую мы с моим сыном к вам испытываем. Позвольте вашу ручку, сеньорита…

— Нет-нет, — быстро сказала Дана, пряча руки за спину. — Простите, господин Мондрагон, но я не люблю, когда мне целуют руки.

— Как грустно! Прекрасная сеньорита, лишая меня одной милости, не откажите в другой…

— Смотря чего вы хотите. — Дана озорно улыбнулась, и на миг Сантьяго показалось, что перед ним стоит ровесница Ивана. — Я никогда не ставлю подпись под документом, пока не дочитаю его до конца.

— Не зовите меня больше “господин Мондрагон”. Для вас я Сантьяго, а если это имя кажется вам слишком длинным, можете звать меня Санти. Ну как, согласны?

— Только в том случае, если вы перестанете обращаться ко мне “сеньорита”. Просто Дана, о'кей?

Сантьяго поймал ее руку и с чувством пожал. Кожа у нее оказалась очень гладкая и горячая, похожая на нагретый солнцем янтарь.