— Катя, — сказал он, бросаясь перед ней на колени, — ты знаешь русские законы, придумай, что можно сделать, чтобы спасти этого мальчика!

В ее взгляде Мондрагон прочел все, что угодно, кроме понимания.

— Ты точно сошел с ума, бедняжка. Ну на кой черт тебе дался какой-то пацан? — Изящный лобик прорезала морщинка. — Постой, а ты не байсик ли, часом? Может, ты на него запал, а? А он хорошенький?

Скачок нервного напряжения выбил из памяти Мондрагона большую часть выученных им русских слов. К тому же Катя произносила их как-то странно. Сантьяго непонимающе посмотрел на жену.

— Байсик? Причем здесь велосипед? И что такое “запал”? Катя засмеялась. Она смеялась заливисто и долго, непозволительно долго, с точки зрения Мондрагона.

— Сладенький, байсик — это бисексуал. Понимаешь? Бай-сек-шуал. А как по-испански, извини, не знаю…

Тогда он рывком поднялся с колен и дал ей пощечину. Мондрагона никто не назвал бы мускулистым мужчиной, но ладони у него были широкие и крепкие. От удара голова Кати мотнулась назад, на щеке расцвело пурпурное пятно, а в глазах заплясали сумасшедшие искорки.

— А вот таким, сладенький, — сказала она срывающимся голосом, — вот таким ты мне нравишься намного больше…

Он беспомощно смотрел на нее, понимая, что безумный мир поместья все глубже затягивает его в свой водоворот. Первый раз в жизни он ударил женщину. Хуже того, ей это, кажется, было приятно.

— Ты можешь его выкупить. — Катя облизнула яркие полные губы. — Он же вещь, собственность, к тому же Антошка все равно решил от него избавиться. Купи его и делай с ним что хочешь.

— Спасибо. — Сантьяго ощутил, как волна страха откатывается перед внезапной вспышкой надежды. — Спасибо, милая!

С этими словами он подбежал к балюстраде и, легко коснувшись ее рукой, перелетел через ограждение.

Сантьяго упал в фонтан. Он, разумеется, помнил, что под террасой находится фонтан, иначе вряд ли решился бы на прыжок. Удар о воду все равно оказался достаточно силен, и, когда Мондрагон выбрался на выложенный плиткой бортик фонтана, в голове у него гудело. Он по-собачьи потряс головой, отчего гул только усилился, и, пошатываясь, побежал к одноэтажному стеклянному строению, расположенному по левую сторону двора, — спортивному залу, или, как называл его Антон, джиму.

Прозрачные стены джима, представлявшие собой огромные панорамные окна, легко сдвигались вбок, подобно японским седзи из рисовой бумаги. Тогда относительно небольшое пространство спортзала сразу увеличивалось, превращаясь в открытую взорам зрителей арену. Так происходило и на сей раз.

Антон Сомов сидел в центре зеленой лужайки перед джимом, покачиваясь в старинном кресле-качалке из ротанга. В руке он держал высокий бокал, из которого торчала соломинка. Рядом с ним, но не в кресле, а на низкой деревянной скамеечке сидел тщедушный мужичонка в вылинявших джинсах и рубашке-сетке. Раньше Сантьяго его в поместье не видел.

Сбоку от кресла-качалки стоял высокий мрачный бородач с кобурой на поясе — начальник охраны Конакова Марков. Поодаль сидели на траве несколько человек в синей униформе челяди. Еще двое слуг тащили из джима окровавленного и, по-видимому, потерявшего сознание человека — Мондрагон не мог разобрать, кто это, но, во всяком случае, для Ивана человек был слишком крупным. В центре импровизированной арены возвышался, широко расставив ноги, коренастый, похожий на средних размеров гориллу кавказец. Все его облачение состояло из широкого кожаного пояса, на котором крепилась раковина из мягкой биостали, защищавшая гениталии, — обычная экипировка гладиатора. Кавказец тяжело дышал и потирал волосатые запястья. На пальцах у него блестел металл — острые перстни-кастеты, излюбленное оружие бойцов южных школ.

Все собравшиеся на лужайке, включая гладиатора, смотрели на приближавшегося к ним Сантьяго — видимо, их внимание привлек шум, вызванный его падением в фонтан.

Мондрагон, задыхаясь и отплевываясь, словно загнанный безжалостным жокеем скакун, остановился в двух шагах от Сомова. Марков, слегка расставив руки, сделал шаг ему навстречу, словно готовясь заключить в объятия. Кобура на его поясе, как теперь отчетливо видел Сантьяго, была расстегнута.

— Где Иван? — спросил Мондрагон, с трудом переводя дыхание. — Что с ним? Что вы с ним сделали?

Сомов критически оглядел его и покачал головой.

— Что-то ты сегодня, Санек, разбушевался. Кричишь почем зря, в фонтан вот упал… А ведь писатель, мировая знаменитость. Сядь, отдохни, коктейльчика отведай… Леонтий, брысь! — Последние слова относились к хилому мужичонке, который, словно обрадовавшись представившейся возможности, тут же вскочил со своей скамеечки и, отойдя на пару шагов, замер в услужливом полупоклоне. — Вот видишь, Леонтий тебе место освободил. Садись, Санек, посмотрим шоу вместе Марков, распорядись насчет освежиться!