– Кто первый? – крикнул Кэллам толпе туристов, прикрепляя к снаряжению большую цветную веревку. – Хоть кто–то? – сказал Кэллам. – Обещаю, мы уже много лет не теряли никого из–за Балки, – он огляделся с улыбкой, но мне было не до смеха, звучавшего ото всех вокруг.

Рядом со мной взлетела рука. На миг я обрадовалась, что вызвался кто–то еще. А потом поняла, чья рука поднялась.

– Гарри Эйнсворс. Весь день подтверждает мою теорию о храбрости, – Кэллам подмигнул моему глупому и рискованному брату. А потом Кэллам покачал головой. – Прости, но мне стоило упомянуть, что нужно быть определенного роста и веса. Я должен был понять, что ты захочешь быть первым.

Я выдохнула с облегчением. Гарри обреченно сжался.

Люди вокруг нас с сочувствием улыбались ему, несколько пап похлопали его по плечам. Кэллам стыдился. Ему было больно ранить его. Через миг он позвал другого волонтера.

– Гарри... – начала я

– Все хорошо, Финикс. Правила есть правила, – он шмыгнул носом. – Я понимаю.

– Правда? – спросила я. Он вздохнул, но поднял голову, и я увидела, что он не плакал. – Это так... по–взрослому, – сказала я, приобняв его.

– Я учился, глядя на тебя.

– Учился чему? – спросила я. Как не плакать, когда хочется? Как выдавать одну эмоцию за другую?

– Как быть взрослым, – ответил он и обнял меня.

– О. Ого. Не знаю, как реагировать, но спасибо, – я трепала его волосы, когда кто–то подошел к нам.

– Простите, что опоздала. Что я пропустила? – мама почти задыхалась. Будто спешила сюда. Ее волосы были стянуты в хвост, на лице почти не было макияжа.

– Гарри первым вызвался пройти по той штуке, – ответила я, посмотрев на Балку, висящую высоко над нами. Там было сто футов, а не двадцать, как сказал Кэллам.

Мама проследила за моим взглядом и сглотнула.

– Только не говори...

– Не переживай. Он еще мал для этого, – сказала я.

Ее плечи расслабились.

– Но я подрасту к следующему лету, – отметил Гарри, потягиваясь. – Мы сможем вернуться? Ну, пожалуйста? Чтобы я прошел по Балке?

Мама ответила не сразу.

Я склонилась к ней.

– Не обещай того, что не сдержишь.

На миг она посмотрела на меня, как сделал бы любой взрослый. Она легонько сжала мое запястье и улыбнулась Гарри.

– Ладно, милый. Если тебе так это нравится, мы вернемся в следующем году, – Гарри подпрыгнул, словно у него был хвост–пружина. – Но я против того, чтобы ты ходил по этому бревну... доске... как ее там, – добавила она. – Но мы можем вернуться.

Гарри обнял ее, все еще подпрыгивая.

– Может, мы попадем в тот же домик, и Финикс снова будет вожатой, – он резко замер и посмотрел на меня. – Ты же тоже вернешься, Финикс?

Я замешкалась. Я боялась верить в то, что мама стала лучше.

– Не знаю, Гарри. Будет зависеть от того, где будет колледж, и когда будут начинаться занятия.

– Может, если ты попадешь в Нортуэстерн, занятия начнутся к концу сентября. И тогда ты сможешь быть вожатой следующим летом.

– Нортуэстерн? – мама повернула голову ко мне. Отлично. Попалась. – Я думала, ты оставила в вариантах УКЛА и Калифорнийский политех. Нортуэстерн в другой части страны, – ее голос изменился, стал слишком высоким, она почти паниковала. Странно.

– Теперь и я думаю про Нортуэстерн.

– Звучит так, будто ты не просто думаешь, – мама отвела нас в сторону от туристов. Ей не нравилось вести семейные разговоры при других людях. Это мешало потом играть хороших.

– Это на вершине моего списка.

Это удивило ее так, что она молчала две секунды.

– И ты рассказала Гаррисону об изменившихся планах насчет колледжа раньше, чем мне с отцом?

Первый турист прошел по Балке, и Кэллам отцеплял от него веревки. Кэллам явно следил за нами, но не открыто. Просто он расстегнул карабин с пятой попытки из–за этого.

– Гарри нашел заявление у меня на столе. Что мне было делать? Я не хотела врать ему, – я не знала, говорила ли все еще о заявлении или о документе, что я нашла на столе папы. Я злилась, потому что она возмущалась из–за того, что я скрыла изменившиеся планы на колледж? Или злилась из–за того, что они врали о доме, браке, папиной работе и кто знает, о чем еще? – И меня вряд ли туда возьмут. Потому я и не сказала вам. Не хотела шума из ничего.

– Ты врала.

– Избегала правды, – парировала я.