– Разве римляне бывают умными? – вмешался в разговор Платон. Перевязанная рука висела на белом шарфе, но сегодня Платон был вновь в куникуле.

– Нелепо говорить о римлянах, умные они или глупые. Они – римляне. Особая порода. Но ты, Марк Аврелий, исключение. Умен по общечеловеческим стандартам. Так что скажи что-нибудь умное, как и подобает Марку Аврелию. Что ты думаешь о смерти? В споре рождается истина. Так поспорим перед смертью о смерти.

– «Никто не бывает настолько удачлив, чтобы его смерть не вызвала в ком-либо из окружающих чувства злой радости» [11] , – процитировал Элий.

– Неплохо, – кивнул Сократ. – Очень даже неплохо. Да и как же иначе. Ведь ты – Марк Аврелий.

– А сам что ты скажешь, Сократ? Ты, именно ты, без всяких там цитат! Или ума не хватит сказать что-нибудь своё? – взъярился Всеслав. Ему не терпелось задеть старого гладиатора. В конце концов почему этот человек ведёт себя со всеми так пренебрежительно? Да кто он такой, чтобы что-то там одобрять и не одобрять!

– А я ничего не буду говорить, позову сейчас ту красотку и немного её потискаю. – Сократ указал на юную особу с выкрашенными в зелёный цвет волосами. Пышные перси её аж выпрыгивали из узкого кожаного лифа. Как она пробралась в куникул, куда перед боем никого не пускали, – неведомо. – Как тебе вон та птичка, Перегрин?

Элий окинул красотку оценивающим взглядом и отрицательно покачал головой:

– Не в моем вкусе. Женская грудь должна помещаться в мужской руке, это римский канон. – Он соединил две ладони вместе. – А эта и в двух не поместится.

– Смотря какая рука, – засмеялся Сократ. – Для моей лапищи и пяти таких грудей маловато будет. Эй, пятигрудая, иди-ка сюда! Я дам тебе автограф.

Красотка тут же к нему подкатилась, приникла губами к его губам, и перси сами собой выскочили из лифа на радость Сократу. Девица задвигала бёдрами, стараясь поплотнее прижаться к возбуждённой плоти гладиатора.

Тут в куникул заглянул Диоген, увидел девицу, оседлавшую Сократа – оба были уже готовы перейти к самым смелым ласкам после прелюдии, – и прохрипел в ярости: «Вон!»

Девицу как ветром сдуло.

– Эй, Марк Аврелий, докажи, что все философские выкладки Эпикура – одни фекалии! – хохоча, выкрикнул Сократ. – Ведь ты – Марк Аврелий. У тебя получится.

Ответил старый гладиатор что-нибудь или нет, Всеслав не расслышал: куникул наполнился звоном.

Сегодня Эпикур и Элий значились в списке первыми.

Гладиаторы высыпали на ближайшую трибуну посмотреть, как будет калека сражаться с юнцом.

Элий по привычке глянул вверх, на небо, хотя и знал, что гении там больше не живут. Но в здешнем амфитеатре небо было закрыто стеклянным потолком. Да и небо ли это – нарезанные железными крестовинами рыхлые серые ломти? В таком небе не летают гении. Но вдруг почудился ему едва приметный платиновый ореол и на мгновение приникшее к стеклянному прямоугольнику лицо. Элий вздрогнул. Нет, в самом деле мираж – это дождь стекал по крыше, и только.

Эпикур, приметив дрожь противника, усмехнулся. Решил, что её причина – страх. Эпикур был молод и красив – атлет с наголо обритой головой, чьи плечи непомерной ширины навевали мысль о граните и гранитных статуях.

– Ставлю сто сестерциев на Эпикура, – сказал Платон.

– А я, пожалуй, поставлю на Марка Аврелия, – ухмыльнулся Сократ.

– У него нет шансов. Только глянь на Эпикура.

– Мне нравится, как он держит меч.

– Он же хромает.

– Это притворство. Он прыгает, как горный козёл. И так же проворен.

Эпикур ринулся на Элия. Все замерли, ожидая, что первой атакой бой и кончится. Но почему-то Элий устоял, а Эпикур очутился на песке. Трибуны ахнули. Впрочем, зрителей было немного. Хотя и больше, чем накануне. Заметно больше.

Эпикур поднялся, подобрал сбитый шлем, смахнул песок с лица… Элий не препятствовал. Пусть тянет время. Поединок не должен закончиться слишком быстро.

Элий не был доволен собой. Нет, он не проиграл. Он выстоял и победил. Но все получилось не так, как хотелось, – ни одного блестящего приёма, ни одного молниеносного выпада, ни силовой борьбы – ничего. Одинаковые безликие выпады, которые нетрудно отбить, несколько атак, захлебнувшихся в самом начале, неловкое падение и даже (о позор!) выбитый из рук меч. Меч Эпикура, отлетевший к самой ограде. Да, ничем не удалось ни удивить, ни поразить.

Но все же Элий победил. И в гладиаторских списках не ставят пометок – была ли победа блестящей или серой. Победа – всегда победа. И в конце дня распорядитель игр вручит Элию золочёную статуэтку крылатой Ники.

– Неплохо для калеки, Марк Аврелий, – похлопал Элия по спине Сократ, когда победитель явился в куникул. – Вот только одного я не могу понять: зачем ты подался на арену, а?

Элий не ответил. Не знал, что сказать. Соврать? Не поверит. Неужели Сократ что-то знает? Нет, невозможно. Или так умен, что догадывается?