Когда он вернулся, Светка лежала на спине, закрыв лицо ладонями, что означало безутешное отчаяние. Эрик подобрал с пола пульт дистанционного управления и включил телевизор; потом присел на край кровати и коснулся кончиками пальцев ее живота. Вздрогнув, как от удара электрического тока, Светка отняла ладони от лица: «Если ты думаешь, что я буду обижать твоего Кота, то я не буду.» Эрик молча потянул ее за руку — не сопротивляясь, она встала с постели. «Если мы поженимся, то я разрешу тебе ночевать на твоей квартире одну ночь в неделю.» Он подвел и поставил ее перед зеркалом (телевизор вещал об успехах молочного дела в колхозе «Красная Эллада»). «Две ночи, если хочешь! — Светка торопилась, понимая, что через несколько секунд уже не сможет сказать того, что хочет сейчас. — Три ночи!… Что ты со мной делаешь?! Эрька!… Эринька … Любимый …»

«… хочу представить вам мать семерых детей, победительницу соцсоревнования, члена партии с 1985-го года … А! А! А! А!… члена ЦК КПЕС, доярку-рекордсменку Афродиту Константиновну Панагакис … А-А-А-А-А!!!…»

"И, в заключение нашей передачи, Краснознаменный Хор Бактериологических Войск исполнит любимую песню Афродиты Константиновны 'Серая шинель'.

Ты с любовью сшитая, пулями пробитая,

С гордостью носимая в бурю и в метель.

С пожелтевшим воротом, сколько стоишь? Дорого!

Гордая! Солдатская! Серая! Шинель!"

«Ты уже уходишь, дорогой?» — Светка подобрала с пола пеньюар. «Да. — Эрик сидел на краю кровати, одевая брюки, — А то скоро закроется метро.» Усеянные бараньими спинами, на экране телевизора мелькали широкие панорамы греческих гор. Оптимистическая, но с грустинкой, музыка подчеркивала любовь греков к своей Малой Родине. «Ты можешь остаться ночевать.» — безо всякой надежды предложила Светка. «Кота нужно покормить.» Эрик прошел на кухню и достал из холодильника авоську с продуктами: «Тебе сыр, колбаса или кальмары нужны?» — «Нет, дорогой.» «Спинка минтая?» — Светка слабо улыбнулась, показывая, что оценила шутку. Эрик одел шубу, зашнуровал ботинки и аккуратно поставил тапочки во встроенный шкаф. «До свиданья, дорогой.» «Ты помнишь, что мы завтра идем в театр? — Светка печально кивнула. — Я позвоню в шесть.» — Эрик поцеловав ее в щеку, взял авоську с продуктами, надвинул на лицо респиратор и вышел.

Снег продолжал падать крупными хлопьями. Царило полное безветрие. Авоська тянула руку к центру Земли. Серые громады домов, сдавливавшие тропинку справа и слева, угрожающе глядели черными окнами. Ботинки утопали в трясине нерасчищенного снега. Далеко впереди светились тусклые огни Профсоюзной улицы.

В подземном переходе гуляли сквозняки. Протащившись по бесконечному коридору, Эрик вошел в метро. Пожилая служительница в грязном форменном респираторе спала в своей будке — седые волосы ее неопрятно свисали на лицо из-под фуражки. На платформе не было ни души.

Пришел поезд.

Эрик вошел в вагон, устало опустился на сиденье, снял респиратор и поставил авоську с продуктами на пол между ног. У него болела голова, от кислого шампанского начиналась изжога. По висевшему под потолком телевизору заканчивалась полуобязательная программа «Для тех, кто не спит». В дальнем конце вагона спал какой-то человек.

Эрик достал из кармана «Коммунистический Спорт» и стал дочитывать репортаж с турнира по мини-футболу.

Новые Черемушки.

Программа «Для тех, кто не спит» закончилась. Телевизоры погасли до утра.

Профсоюзная.

Спящий человек в дальнем конце вагона громко застонал, но не проснулся.

Академическая.

В вагон вошли парень с девушкой. Эрик закончил репортаж с турнира по мини-футболу и перешел к отчету о чемпионате Союза по фигурному катанию.

Ленинский Проспект, Шаболовская.

Парень с девушкой вышли. Спящий человек застонал еще раз. Эрик посмотрел на него внимательней: старик с измученным бледным лицом в черном пальто; на коленях — потертый кожаный портфель.

Октябрьская.

Эрик дочитал отчет о чемпионате по фигурному катанию, сложил газету и положил ее в карман. Старик вдруг открыл глаза, встал и, покачиваясь, подошел к двери.

Новокузнецкая.

Эрик подобрал с пола авоську с продуктами, вышел из вагона и направился к переходу на Горьковско-Замоскворецкую линию. Старик в черном пальто сначала тащился впереди него, потом отстал — однако оказался в том же вагоне, что и Эрик (поезд пришел не сразу). Они сели друг напротив друга. В дальнем конце вагона подгулявшая компания из четырех молодых людей пела хором чудную песню, начинавшуюся словами «За то, что только раз в году бывает май …». Старик откинулся на сиденье и закрыл глаза. Эрик развернул «Коммунистический Спорт». «… Но только не меня, прошу, не меня!» — нестройно выводили молодые люди.

Горьковская.

Подгулявшая компания вышла, в вагоне остались только Эрик и старик в черном пальто. Двери закрылись, поезд тронулся, старик громко застонал. Эрик оторвался от газеты. Старик застонал еще раз и, не раскрывая глаз, схватился за сердце. «Могу ли я вам чем-нибудь помочь?» — громко спросил Эрик, но ответа не получил. Он встал, нерешительно подошел к старику и коснулся его плеча: «Могу ли я вам чем-нибудь помочь?» Старик открыл глаза: «Спасибо, молодой человек.» «Спасибо, да — или спасибо, нет? — не понял Эрик, — Вам на какой станции сходить?» «На Маяковской. — старик тяжело дышал, — Я был бы благодарен, если б вы помогли мне дойти до дома.» «Конечно. — согласился Эрик, — Где именно вы живете?» Поезд тормозил, подъезжая к Маяковской. «Недалеко от метро … не волнуйтесь, это не займет много времени.» «Я волнуюсь не о своем времени, а о ваших силах. — поддерживая старика под локоть, Эрик помог ему встать, — Может быть, вызвать неотложку?» «Может быть … — старик снова схватился за сердце, — Давайте, сначала поднимемся по эскалатору.»